– Ой, да углеводов у нас, как грязи, да, Изольда Тихоновна?
– оборачиваюсь и вижу дородную женщину в медицинской форме.

– Да, Оля, чай наливай и сахара побольше нашему борцу.
– Я смотрю на нее с удивлением, никого кроме нас троих здесь нет.
– Что моргаешь? Это тебя наши прозвали 'борец со смертью'. Как там бой?

– Все в порядке, - сдержанно отвечаю я, плюя через плечо.

– Как ты это определила?
– интересуется Изольда и ответом служит только неопределенное движение плеч.
– Ладно, наливайте чай, а я посмотрю пока. Станислав Тихонович!
– слышу ее громкий голос через пару минут. Сердце замирает, но попадаться на глаза суровому доктору, пусть он трижды сам у меня брал деньги и сам давал разрешение, не стремлюсь.

Дрожащими руками хватаюсь за чашку с чаем, выданную Олей, пытаясь услышать то, что происходит в палате. Делаю глоток, не чувствуя вкуса. Появляется доктор, оглядывает меня с ног до самой макушки, произносит глубокомысленное 'ну-ну' и удаляется. По его довольному лицу, я понимаю, что все в порядке. Вот теперь можно и чая выпить, и щедро выделенную мне шоколадку (да у нас же их, как у собаки блох, выбирай любую, хоть все съешь, завтра опять нанесут) погрызть.

– Ох, извините, девочки, не знаю, как я умудрилась две плитки за раз умять, обычно я его совсем не ем.
– С удивлением разглядывая все, что осталось от плиток (две бумажки и два куска фольги), раскаялась я.

– Не зря говорят, что на халяву и уксус сладкий, - отреагировала Изольда Тихоновна.
– Пошли, припрячем тебя, сейчас анестезиолог придет на твоих красавцев любоваться. Нечего здесь мелькать, реанимация тебе не проходной двор. Можешь здесь поваляться, - она показывает на медицинскую кушетку в углу какого-то подсобного помещения.

Я с наслаждением растягиваюсь на спине, телу не очень понравилось пребывание на полу в течение нескольких часов. Главное сейчас не уснуть, спать еще не время, мальчикам нужна помощь. Минут через пять бесполезное возлежание начинает меня нервировать, появляется желание встать и подвигаться, но размер помещения не способствует активному отдыху. Еще минут через пятнадцать не выдерживаю и аккуратно выглядываю. На мое счастье неподалеку обнаруживается Оля.

– Ушел?
– шепчу я.

– Кто?

– Анестезиолог.

– А... ушел, можешь больше не прятаться.

– Почему же мне не сказали?!

– Так думали ты поспишь там немножко. Пошли, дам тебе стул, сколько можно полы вытирать.

– Спасибо, - отвечаю, но не могу скрыть раздражение. Они всерьез думают, что я могу сейчас спать? Понимаю, конечно, что отношение к жизни и смерти у медперсонала более философское, чем у обычных людей, но не до такой же степени!

Я захожу в палату и встречаю направленный на меня взгляд. Синие глаза сейчас кажутся почти черными. Подхожу к его кровати и снова опускаюсь на пол, устроив голову на здоровой руке. Сейчас стул мне будет только мешать, хочу быть как можно ближе к нему. К нему страшно прикасаться: любое неосторожное движение может вызвать боль. Губами мягко касаюсь ладони, рукой - обнаженного плеча. Только израненное тело на кровати не согласно с моим слишком осторожным поведением. Кот высвобождает руку, хватает меня за волосы и пытается подтянуть выше. Сил у него, конечно, нет, и я сама приподнимаюсь и, поняв, что он хочет, прижимаюсь губами к его губам. Его губы холодные и отчаянные. Черт, мне это совершенно не нравится!

– Котик! Ты как?
– осторожно спрашиваю я, стараясь не показать страха.

– Больно, - честно признается он.

– Я попрошу, чтобы тебе сделали укол...

– Не уходи.

– Я не уйду. Каждый раз, когда ты будешь открывать глаза, ты будешь видеть меня, обещаю. Пока не надоем. Договорились?

– Тогда я подольше в больнице буду.

– Причем здесь больница? Я же сказала, пока не надоем.

– Поедешь с нами?

– Если захотите.
– Кот чуть улыбается и закрывает глаза.
– Спи, тебе надо набираться сил. И не вздумай преподносить мне неприятные сюрпризы!

Когда его рука, цепко сжимающая мои пальцы, расслабляется, я иду к доктору, просить обезболивающее.

– Анальгин уже кололи, а что-то приличное покупать надо. Только наша аптека уже закрыта, а ближайшая круглосуточная на площади.
– Учитывая, что денег у меня не осталось, сообщение вызывает приступ отчаяния.
– Я могу тебе вещи ребят дать, может там есть наличные. Только это - незаконно, так что, только между нами.

– Давайте, - устало говорю я. Из налички только мелочь, зато имеются две пластиковые карты. Вытаскиваю их на всякий случай и возвращаю вещи врачу. Толку от этих кусочков пластика!

Возвращаюсь в палату, несколько потерянная.

– Ник, ты правду говорила или только Кота утешала?

– Теперь ты не спишь? Никакой дисциплины.
– Уже сама наклоняюсь и целую парня. Совсем другое дело, он даже отвечать пытается. Неожиданно у меня срабатывает мозг. Я даже обрадовалась своей сообразительности, обычно умные мысли приходят с большим опозданием.
– Дим, деньги нужны.