– Ты меня не расслышал?

Гроэр продолжал смотреть себе под ноги, но с места не сдвинулся.

– Хочешь что-то сказать мне? – голос Учителя прозвучал чуть мягче, почти поощрительно.

– Да, – буркнул себе под нос юноша.

– Ладно. Проходи. Бери стул и садись. Я весь внимание.

Гроэр прошел на середину библиотеки, но не сел. Он переминался с ноги на ногу, будто стоял на горячих углях, и наконец выпалил:

– Хочу быть ученым. Врачом. Хирургом. Как вы.

Зрачки Гроссе стали острыми и колючими. Он не спросил, откуда у Гроэра эти сведения, поскольку сам уже обо всем догадался, и лишь молча ждал продолжения. А юноша, боясь, что его перебьют, что выставят за дверь, не дав высказаться, заговорил снова, сбивчиво и торопливо.

– Мне всегда казалось, что я обладаю чем-то, чему не могу найти определения. Но теперь я знаю твердо: я хочу... я должен! быть хирургом.

Откинувшись на спинку кресла, Гроссе смотрел на него, и взгляд его, утратив колючесть, стал прозрачным, как талая вода. Его спокойствие озадачивало Гроэра, выбивало почву из-под ног.

– Учитель... – Он запнулся, прокашлялся и, упрямо тряхнув головой, выпалил: – В прошлый свой приезд вы забыли запереть секретер. Но даже если бы он был заперт, я все равно взломал бы замок, потому что давно уже собирался сделать это.

Отважившись, наконец, на признание, он перевел дух и с вызовом встретился с Учителем взглядом.

– Что дальше? – безо всякого выражения поинтересовался Гроссе.

– Я прочитал все, что нашел на полках.

– Так уж и всё. – недоверчиво переспросил Гроссе.

– Абсолютно все. От начала и до конца. До единой строчки.

– Ну и?

– Мне... мне трудно выразить словами то, что чувствовал, читая эти записи. Я был... вами. И им. Я чувствовал нутром – это моё!

– Вот как. – Гроссе больше не актерствовал. Не притворялся равнодушным. Он с откровенным любопытством смотрел на стоявшего перед ним юношу. То был интерес врача-психиатра, изучавшего своего пациента. То была ностальгия человека, разглядывающего свою забытую, старую фотографию.

– Да сядь же наконец, если собрался разговаривать, как взрослый мужчина, а не как провинившийся пацан.

Издевка возымела действие. Гроэр пододвинул стул и с вызовом плюхнулся на него, исподлобья глядя на Учителя.

– Значит, "твоё", говоришь. Так-так-так. Ты возможно не до конца понял, о чем там речь.

– Прекрасно понял. Там описываются опыты над людьми.

– И тебя это не смутило?

– Нисколько. Как же еще, без настоящих опытов, можно доказать что-либо – в первую очередь себе. А потом уже другим. Если, к примеру, я говорю Джимми, что дерево горит в огне, а камень нет, я ведь должен сначала попробовать поджечь и то, и другое. Должен проверить свою догадку на деле, убедиться в этом сам. Верно?

– Логично, – одобрительно кивнул Учитель. И с оттонком сожаления добавил: – Ты мог бы далеко пойти, мой мальчик.

Гроэр не уловил зловещего смысла этой фразы, но похвала ему явно польстила.

– Тетради и блокноты, которые поновее, подписаны "Эрих Гроссе". Я слышал, как Джимми называет вас иногда "мистер Гроссе". Значит, они принадлежат вам.

– Допустим.

– На старых стоит подпись... – Голос Гроэра дрогнул и странным образом осип, когда он произносил три магические слова: – "Доктор Макс Отто"... Кто он?

– Ты же сам сказал: доктор.

– Я не о том. Это ваш учитель?

– Это мой отец.

– И мой тоже?! – В неестественно напряженном лице Гроэра не было ни кровинки.

– Глупыш. Ты не можешь быть его сыном. Он умер задолго до твоего появления на свет.

Гроэр смотрел на него с почти враждебным недоверием.

– Но я это почувствовал. Вот здесь. – Он приложил руку к солнечному сплетению.

– Что ты мог почувствовать?

– Н..не знаю... Жар и трепыхание. Как-будто я живьем проглотил маленькую птичку, и она, чтобы вырваться наружу, стала метаться и биться мне об ребра.

– Фантазер. У тебя богатое воображение.

– Каким он был, Доктор Макс Отто? Расскажите. Пожалуйста.

– Я совсем не помню его. Мне достались лишь его тетрадки, которые... которые в свое время подействовали на меня примерно так же, как сейчас на тебя.

– Не помните? Почему?

– Когда я еще только учился ходить, его уже не было.

– Почему? – не унимался Гроэр.

– Почему? – Гроссе помрачнел, ушел в себя. Поперечные складки на лбу резко обозначились, сразу состарив его лет на десять. Он непроизвольно дернул шеей, будто желая избавиться от чего-то невидимого, мешающего ему дышать. – Его повесили, вот почему! – рявкнул Гроссе так, что юноша испуганно отпрянул. – Как бешеную собаку. Неблагодарные подонки!

– Как это повесили? Он ведь не куртка и не шляпа, чтобы его вешали на крючок или на гвоздь.

– Хватит болтать глупости. И оставь наконец меня в покое. Ты надоел мне своими расспросами.

Не сдвинувшись с места, Гроэр лишь упрямо замотал головой.

– Никуда я не уйду, Учитель. Я слишком долго ждал этого момента. Может быть, всю свою жизнь. Я хочу знать все. Что значит повесили?

– Наделю на шею петлю и вздернули на виселицу, болван. Неужели ты не понимаешь, что мне неприятно об этом говорить! – Он снова дернул головой, скорчив болезненную гримасу.