– Ты не дала мне закончить свою мысль. Это только один из вариантов решения проблемы смерти. Вполне приемлемый для человечества, как единого сообщества планеты. Но не для самого оригинала, с которого снята копия. Не для меня, в частности. Ведь в этом случае жить останется мой клон, а я умру, как простой смертный, в положенное время.

– Что поделаешь, Эрих. Таков удел каждого из нас.

– А я не хочу быть простым смертным! Не желаю быть каждым из вас! – прорычал Гроссе сдавленно.

Будь они дома, он обрушился бы на Клару лавиной. Но здесь, в самолете, надо было думать о том, чтобы не привлечь к себе внимание стюардесс, не разбудить пассажиров. Набычившись, он долго хмуро молчал, барабаня пальцами по подлокотнику. Наконец ему удалось взять себя в руки и он заговорил снова.

– Я должен жить. Жить сам. Понимаешь? Я и мой клон, при всей нашей идентичности, не одно и то же. Для меня он – иная биосистема, всего лишь мое зеркальное отражение. Вот скажи, если ты будешь знать, что после твоей смерти твое зеркальное отражение будет продолжать жить, тебе от этого станет легче?

– Нет, Эрих. Конечно нет. – У Клары стучало в висках. Капельки пота проступили над верхней губой.

Почувствовав, что чрезмерной эмоциональностью выдает себя, Гроссе заговорил нарочито-бесстрастным голосом – будто читал лекцию перед собранием медиков.

– Рассмотрим другие преимущества вегетативных потомков. Общество будущего станет расценивать клонов не как самостоятельные, узаконенные личности, а всего лишь как своеобразный комплект, полный набор запасных органов для конкретного индивидуума, оригинала данного клона. Представь грандиозную ферму, на которой, по заказам клиентов, вызревают сотни, тысячи клонов. И среди них черноволосая смуглая девочка-подросток – твоя вегетативная копия, Клара. – Он выдержал эффектную паузу, чтобы она могла осмыслить услышанное, но Клара хранила молчание. – Как только клиент начинает сдавать – стареет или заболевает, или просто решает, что время настало, он ложится на операционный стол, и ему меняют все внутренние органы, включая эндокринную систему и весь объем крови, на молодые и здоровые. По сути – на его собственные органы, выращенные из клеточки его тела. Та же группа крови, тот же резус фактор, те же генетические и биологические свойства, то же строение. И никакого тебе риска отторжения, никаких проблем несовместимости. И не нужно охотиться за чужими жизнями или караулить чужую смерть. Что ты можешь возразить против такой перспективы?

Возможно Клара и восприняла бы с энтузиазмом мечты Гроссе о столь заманчивом будущем человечества – в теории всегда все звучит гладко да складно – если бы собственными глазами не увидела Гроэра, красивого, эмоционального, разумного.

– Только одно: твой вегетативный дубликат такой же живой человек, как и ты. – Голос Клары дрогнул.

– Категорически отрицаю! – Он ударил кулаком по подлокотнику. – Гроэр всего лишь искусственно выведенная копия человека. Я абсолютно уверен, что большинство ученых мира согласится со мной. – Сделав паузу, чтобы успокоиться, он снова принялся обрабатывать Клару: – Мне нужно время, понимаешь! Много времени. Гораздо больше, чем способна дать одна ничтожная человеческая жизнь. И человеческое сообщество должно быть заинтересовано в этом, поскольку я один могу подарить ему бессмертие.

– Не лицемерь, Эрих, – тихо проговорила Клара. – Меньше всего тебя волнуют проблемы человечества. Ты думаешь только о себе. О себе одном.

Он остановил на ней тяжелый взгляд, будто размышляя, уничтожить ее немедленно или пропустить выпад мимо ушей. Не выдержав его взгляда, Клара отвернулась к окну, за которым уже во всю ширь разгорался ускоренный сменой поясов рассвет. Там внизу, под монотонно урчащим самолетом простирался Атлантический океан. А может и Средиземное море. Где, на какой широте зависла она, беззащитная игрушка недоброй судьбы? Между небом и землей? Между Америкой и Африкой? Или между Жизнью и Смертью?

– Заблуждаешься, – ей в затылок сказал Гроссе. – О тебе я тоже подумал. Следующего клона мы вырастим для тебя. Вместе. Мы оба обретем бессмертие.

– Боюсь, ты несколько запоздал, – не оборачиваясь, с мрачной иронией обронила она.

– Когда мы разговариваем, Клара, я должен видеть твои глаза, – прошипел он.

Очень медленно она повернулась. Сейчас, глядя на них со стороны, трудно было бы сказать определенно, кто они – ссорящиеся влюбленные, намертво повязанные друг с другом коллеги, или заклятые враги. Он взял обеими руками ее голову, приблизил к себе, будто собирался впиться в ее губы губами. На какое-то мгновение ему показалось, что голова в его ладонях уже бестелесна, как хрустальный череп атлантов.

Его передернуло. Ведь он тысячи раз целовал это лицо, эти сочные, всегда волновавшие его губы, эти бархатные, излучающие беззаветную преданность глаза. Эта женщина – его собственность. А отказываться от того, что принадлежит тебе одному, всегда трудно. Но Гроссе давно научился наступать на горло своим чувствам, душить в себе любые проявления слабости. Важно только то, что работает на его идею. Все прочее должно быть безжалостно отметено. Сконцентрированная железная воля, целеустремленность и холодный расчет – вот единственные его помощники в достижении намеченного.

Гроссе необходимо было знать, знать наверняка, что творится в голове Клары. А она, как на зло, постоянно от него ускользала. И это приводило его в бешенство, которое к тому же нужно было всячески скрывать.

– Да скажи же что-нибудь! – не выдержал он. – Я хочу знать, что ты обо всем этом думаешь.

– Думать я буду потом, – отозвалась Клара, силой высвобождаясь из его рук. – А пока я слушаю. Ведь ты же еще не все мне сказал.

Нет, он сказал ей далеко не все. Он не сказал ей самого главного. Ему необходимо – не заставить, а убедить ее взять на себя ту миссию, которая ей отведена. Принять ее добровольно, без принуждения. Ему нужно быть абсолютно уверенным, что она не подведет.