– Да, разумеется, это сильно огорчит нас, – сказал герцог.

– В особенности вашего брата Карла, – добавила Екатерина. – Если же Генрих окажет ему неповиновение, а затем умрет, король увидит в его смерти божью кару.

– Вы правы, матушка, – ответил герцог Алансонский, восхищаясь матерью, – необходимо, чтобы он уехал. Но убеждены ли вы в том, что он уедет?

– Он уже принял для этого все меры. Встреча назначена в Сен-Жерменском лесу. Пятьдесят гугенотов должны его сопровождать до Фонтенбло, где будут ожидать еще пятьсот.

– А сестра моя Марго? – спросил герцог с некоторым колебанием и заметно побледнев. – Она тоже едет с ним?

– Да, – ответила Екатерина, – это решено. Но как только Генрих умрет, Марго вернется ко двору свободной вдовой.

– А Генрих умрет наверно?

– По крайней мере, врач, давший мне книгу об охоте, уверял, что да.

– Мадам, а где же книга?

Екатерина тихим шагом подошла к потайному кабинету, открыла дверь, вошла в глубь кабинета и через минуту появилась с книгою в руках.

– Вот она, – сказала королева-мать.

Герцог Алансонский с некоторым ужасом глядел на книгу, которую ему протягивала мать.

– Что это за книга, мадам? – спросил, дрожа от страха, герцог.

– Я уже вам сказала, сын мой, что это книга об искусстве выращивать и вынашивать соколов, кречетов и ястребов, написанная весьма ученым человеком, луккским тираном – Каструччо Кастракани.

– А как с ней быть?

– Отнести вашему другу Анрио, который, как вы говорили, просил у вас эту или какую-нибудь другую книгу того же содержания, чтобы научиться соколиной охоте. Так как на сегодня назначена королевская охота с ловчими птицами, он непременно прочтет хоть несколько страниц и не упустит случая показать королю, что он послушался его советов и взялся за учение. Все дело в том, чтобы вручить книгу самому Генриху.

– Я не посмею, – ответил герцог, весь дрожа.

– Отчего? – спросила Екатерина. – Книга как книга, только она долго лежала в шкафу, и страницы слиплись. Вы сами не пробуйте ее читать, потому что придется мусолить пальцы и отделять страницу от страницы, а это и очень долго, и очень трудно.

– Значит, только тот, кто горит желанием научиться, станет терять на это время и тратить свои силы? – спросил герцог Алансонский.

– Совершенно верно. Вы понятливы, сын мой.

– Ага! Вон Анрио уже на дворе. Давайте, мадам, давайте! Я воспользуюсь тем, что его нет дома, и отнесу книгу; он вернется и найдет ее у себя.

– Лучше бы вы отдали ее лично, Франсуа, так было бы вернее.

– Я уже сказал, мадам, что не посмею, – возразил герцог.

– Пустяки! Во всяком случае, положите ее на видном месте.

– Раскрытую? Или класть раскрытую будет хуже?

– Нет, лучше.

– Так давайте.

Герцог Алансонский трепетной рукой взял книгу из твердо протянутой руки Екатерины.

– Берите же, – сказала Екатерина, – раз я ее касаюсь, значит, не опасно, к тому же вы в перчатках.

Для герцога Алансонского этого было недостаточно, и он завернул книгу в плащ.

– Поторопитесь, Франсуа, – сказала Екатерина, – Генрих каждую минуту может вернуться.

– Верно, мадам, иду, – сказал герцог и вышел, шатаясь от волнения.

Мы уже не раз вводили нашего читателя в покои короля Наваррского и делали свидетелем происходивших там событий – то радостных, то страшных, в зависимости от того, грозил ли или улыбался гений-покровитель будущему королю Франции. Но в этих стенах, забрызганных кровью убийств, залитых вином веселых кутежей, опрысканных духами ради любовных встреч, быть может, никогда не появлялось лица более бледного, чем лицо герцога Алансонского, когда он с книгою в руке отворял дверь в опочивальню короля Наваррского.

А между тем в ней, как и ожидал герцог, не было ни одного свидетеля, который мог бы тревожным или любопытным оком подсмотреть то, что собирался сделать Франсуа. Первые лучи солнца освещали совершенно пустую комнату. На стене висела наготове шпага, которую де Муи советовал Генриху взять с собой; несколько колечек от кольчуги валялось на полу; туго набитый кошелек и маленький кинжал лежали на столе; тонкий пепел еще вился в камине – все это вместе с другими признаками ясно говорило герцогу Алансонскому, что король Наваррский надел кольчугу, потребовал от своего казначея денег и сжег компрометирующие документы.

– Матушка не ошиблась. Этот жулик предает меня! – сказал герцог Алансонский.

Несомненно, что заключение такого рода придало бодрости молодому человеку; он исследовал глазами каждый уголок комнаты, приподнял все занавески, и когда сильный шум, долетавший со двора, и полная тишина в покоях Генриха убедили герцога, что никто не думает подсматривать за ним, он вынул из-под плаща книгу, быстро положил на стол, где лежал кошелек, и прислонил ее к пюпитру из резного дуба; затем, отойдя подальше, вытянул руку в перчатке и нерешительным движением руки, выдававшим его страх, раскрыл книгу на странице с охотничьей гравюрой.