– Ваше величество, остановитесь здесь.

– Ага! Как видно, меня удостаивают второго этажа, – сказал Генрих.

– Сир, к вам относятся как к венценосной особе.

«Черт их возьми! – подумал Генрих. – Два-три этажа выше меня бы не унизили ничуть. Тут слишком хорошо, и это может вызвать подозрения».

– Ваше величество, не желаете ли последовать за мной? – спросил де Нансе.

– Святая пятница! Вам очень хорошо известно, месье, как мало значит здесь то, что я желаю и чего я не желаю; здесь значит лишь приказ моего брата Карла. Есть приказ – следовать за вами?

– Да, сир.

– В таком случае, месье, я следую за вами.

Они пошли по длинному проходу вроде коридора, пересекавшему просторный зал с темными стенами, который имел крайне мрачный вид.

Генрих не без тревожного чувства осмотрелся.

– Где мы? – спросил он.

– Мы проходили, ваше величество, по допросной палате.

– А-а! – произнес король Наваррский и стал разглядывать внимательнее.

В палате было всего понемногу: воронки и станки для пытки водой, клинья и молоты для пыток испанскими сапогами; кругом, вдоль стен почти всей комнаты, шли каменные сиденья для несчастных, ожидавших пытки, а около сидений – на их уровне и выше и ниже их – были вделаны в стены железные кольца, но не симметрично, а соответственно роду пытки. Сама близость этих колец к сиденьям указывала их назначение – привязывать к ним части тела тех, кто будет занимать эти места.

Генрих пошел дальше, не сказав ни слова, но и не упустив ни одной подробности этого мерзкого устройства, так сказать, запечатлевшего на этих стенах повесть о человеческих страданиях.

Внимательно разглядывая окружающее, Генрих не посмотрел под ноги и споткнулся.

– А это что такое? – спросил он, указывая на какой-то желоб, выдолбленный в сыром каменном настиле, заменявшем собою пол.

– Это сток, сир.

– Разве здесь идет дождь?

– Да, сир, кровавый.

– Ага! Прекрасно, – сказал Генрих. – Мы еще не скоро дойдем до моей комнаты?

– Вы уже пришли, ваше величество, – сказал какой-то призрак, смутно рисовавшийся в полутьме, но становившийся по мере приближения все более определенным и реальным. Генриху показался знакомым этот голос, а сделав несколько шагов, он узнал и самого человека.

– Ба! Да это вы, Болье! – сказал Генрих. – Какого черта вы здесь делаете?

– Сир, я только что получил назначение коменданта Венсенской крепости.

– Ваш дебют делает вам честь: вы сразу получили узника-короля. Это неплохо.

– Простите, сир, – ответил Болье, – раньше вас я принял двух дворян.

– Каких? Ах, простите, я, может быть, нескромен? В таком случае условимся, что я не спрашивал.

– Ваше величество, у меня нет предписания соблюдать относительно них тайну. Это месье де Ла Моль и месье де Коконнас.

– А, верно! Я видел, что их забрали. Как эти бедные дворяне переносят свое несчастье?

– Совершенно по-разному: один весел, другой печален; один поет, другой вздыхает.

– Какой же вздыхает?

– Месье де Ла Моль, сир.

– Мне более понятен тот, что вздыхает, чем тот, который распевает. Судя по тому, что я видел, тюрьма – место вовсе не веселое. А на каком этаже их поместили?

– На пятом, самом верхнем.

Генрих вздохнул. Ему самому хотелось попасть туда.

– Так покажите мне, месье Болье, мою комнату; я потому тороплюсь попасть в нее, что очень устал за этот день.

– Пожалуйста, ваше величество, – сказал Болье, указывая на растворенную дверь.

– Номер второй, – сказал Генрих. – А почему не номер первый?

– Он уже предназначен, ваше величество.

– Ага! Как видно, вы ждете узника познатнее меня.

– Я не сказал, ваше величество, что этот номер предназначен для узника.

– А для кого же?

– Вашему величеству лучше не настаивать на моем ответе, так как я буду вынужден промолчать и тем самым не оказать вам должного повиновения.

– Ну, это другое дело, – сказал Генрих и еще больше задумался, чем прежде: видимо, номер первый очень занимал его.

Впрочем, комендант не изменил своей первоначальной вежливости. Со всевозможными ораторскими оговорками он поместил Генриха в его комнату, всячески извинялся за могущие оказаться неудобства, поставил двух солдат у его двери и ушел.

– Теперь пойдем к другим, – сказал комендант слуге-тюремщику.

Впереди пошел слуга-тюремщик, и они двинулись в обратный путь, прошли допросную палату, коридор и очутились опять у лестницы; следуя за своим проводником, Болье поднялся на три этажа.

Оказавшись таким образом на пятом этаже, тюремщик открыл одну за другой три двери, из которых каждая запиралась двумя замками и тремя огромными засовами. Когда он начал отпирать третью дверь, из-за нее послышался веселый голос:

– Эй! Дьявольщина! Отпирайте поскорее, хотя бы для того, чтобы проветрить. Ваша печка до того нагрелась, что задохнешься.