Семен Игнатьевич не скупился, платил щедро половым, бросал деньги под ноги цыганам, засовывал в корсеты Альфонсинки и Мими.

Литератор, издатель, просветитель Колганов Игнат Парфенович с неодобрением взирал на пир купца Кормильцева – так в голодный год обезьяна скалится на слона.

Желчный, небольшого достатка, худой, в заношенном платье, в стоптанных башмаках просветитель Игнат Парфенович ковырялся в тарелке с пустой кашей, словно искал в зернах жемчужины.

Наконец, литератор не выдержал и обличил купца Кормильцева, словно купил трибуну:

— Вы откровенно пируете, хотя и купеческого сословия, оттого, по природе прижимистый воробей!

Ваша польза для Государства Российского — барыши, пополнение казны, а вы деньги на ветер пускаете, словно они на деревьях растут.

Мамзелькам раздаете, цыганам и ихним медведям жертвуете, а барыш в это время мимо вас проплывает на ладье Харона!

Дзэн!

— Барышни плавать изволят? – купец Кормильцев Семен Игнатьевич в шуме и гаме кабака не расслышал истину слов литератора Колганова. – На ладье?

Половой! Супу нам в бадье, чаю, говядины и пирогов по дзэну!

Я с барышнями мамзельками на корабль ухожу – за свои гуляю! – купец Кормильцев расхохотался и облапил мамзелек, а они с ответным хохотом кидали в него папироски, как и красноречивые взоры.

Просветитель, литератор, издатель Колганов Игнат Парфёнович закусил лошадиную губу, нахмурился тучей и в угрюмой задумчивости жевал кашу.

(Когда же купец Кормильцев с мамзельками и припасами отбыл на пароход, литератор порывисто схватил с его стола початую бутыль водки и жадно приложился к горлышку, убеждал себя, что действует по дзэну.)

ИНТЕРЕСНОЕ

Графиня Толоконникова Маргарита Венедиктовна возлежала на мягких подушках в гамаке и с пристрастием расспрашивала гусара Анатолия Карповича Вяземского об интересном – так упрямая гимназистка с эксцентрическим упрямством выискивает в библиотеке отца книжки с картинками, разжигающими воображение.

— Анатолий Карпович, а Анатолий Карпович!

А воевать – интересно?

— Ежели по дзэну правильно воюем, то — интересно! — Анатолий Карпович подкрутил ус, щелкнул шпорами, как канделябрами. – Если неправильная война, то – скотство!

— Ах, как вы мило непосредственно грубы, дикий! – графиня Маргарита Венедиктовна состроила умилительную кошачью гримаску. — Анатолий Карпович, а сострадать по павшим на поле брани — интересно?

— Сострадать по павшим – не интересно, уважаемая Маргарита Венедиктовна! — Анатолий Карпович вытащил и вложил саблю в ножны, словно карандаш из стакана. – Даже дзэн не помогает, если рассматриваю и сострадаю по павшим.

— Экий вы увертливый, Анатолий Карпович, – графиня Маргарита Венедиктовна бодра и свежа, словно яблочко на яблоньке. – А после боя подглядывать в театре за переодевающимися в гримерке балеринами – интересно?

— Подглядывать за переодевающимися балеринами всегда интересно, — Анатолий Карпович потерял бдительность, поддался на уловку графини. – В этом случае, напротив, даже дзэн не нужен, когда подглядываю за балеринами в гримерке через щелочку в двери или замочную скважину. – Гусар Анатолий Карпович снова подкрутил ус – по новому витку времени, так гуси взрослеют и становятся на крыло.

Графиня Толоконникова Маргарита Венедиктовна с иронией захохотала, выгодно оголила ножку, словно одна в саду цветов в Африке.

Анатолий Карпович понял свою оплошность, в раскаянии схватил руку графини, собирался осыпать её поцелуями, как пиявками.

Но графиня Маргарита Венедиктовна ловко вскочила из гамака, увернулась, вырвалась и с девичьим восторгом, хохоча и подпрыгивая, словно кобылица, побежала по аллее:

— Вы деспот, Анатолий Карпович!

С ума сошли с вашими балеринами неинтересными!

Догоняйте же меня, догоняйте, изверг!

Догоните – получите от меня поцелуй, как пыльцу невинности сдуете с нарцисса.

ВОЗБУЖДЕНИЕ

Графиня Кристалинская Елена Валерьевна робела перед паровозами – так робеет героиня романа перед локомотивом из Саратова в Санкт-Петербург.

В мае, накануне именин, Елена Валерьевна вынуждена отправиться из Москвы в Екатеринбург по неотложной надобности: за сватанным втемную женихом – так крестьянин с лошадью вброд переходит незнакомую реку в Сибири.

По дороге на железнодорожный вокзал графиня Елена Валерьевна робела, обмахивалась веером и открывалась признаниями случайным попутчикам: