— Ну, теперь полк его и получит прямо из уст самого командующего, — говорили все. И сердца усиленно бились... ну, наконец-то!.. И сейчас полк получит долгожданный отпуск.

На широких рысях полк прибыл и выстроился резервной колонной на небольшой церковной площади. С пулеметной командой в полку было до 500 всадников. Заполнив всю площадь, сила эта казалось внушительной. Волновался на своем темно-караковом жеребце с густой гривой даже спокойный Безладнов.

Из-за угла скоро показался пешком генерал среднего роста, со спокойными движениями, немного мрачный и полнеющий, но в полном своем физическом расцвете сил. По тому, что его сопровождал генерал Врангель, — я понял, что это и есть генерал Деникин. Я его вижу впервые. На нем обыкновенный армейский китель защитного цвета, темные шаровары «суженки», вобранные в сапоги, аксельбанты офицера Генерального штаба и пехотного образца шашка через плечо. На голове фуражка защитного цвета. Все на нем было очень просто и скромно.

Безладнов, выкрикнув слова команды военного ритуала, поскакал к нему с рапортом.

— Здорово, храбрые корниловцы! — громко, густым, слегка грустным голосом огласил он ряды строя полка и площади.

— Здравия желаем Ваше прысь!.. — очень громко, дружно и восторженно ответил полк и замер в строю.

Командующий молча обошел ряды полка вплоть до пулеметной команды, все внимательно осматривал и никого ни о чем не расспрашивал. А потом, выйдя вперед и став посередине полка перед его фронтом, начал свою речь, полную похвалы полку за его доблестную работу в долгой боевой службе, полной жертвенности.

— Враг еще не сломлен. Требуется и еще напряжение. Корниловцы должны показать себя, как и раньше, в числе первых. Россия не забудет Ваших кровавых потерь и жертв!

Сердца у всех бились горячо и учащенно, и магическое слово «отдых» — ждали вот сейчас, сейчас... сию минуту, сию секунду...

— За будущую освобожденную Россию, Великую, Единую и Неделимую — УРА! — закончил генерал Деникин. — А теперь — по квартирам. И... отдыхайте, — сказал он Без-ладнову. И об отдыхе — ни слова. И долгожданный отдых наш канул в вечность. Всем стало сразу же грустно... И такой заметный смотр, смотр в зоне военных действий, и самим командующим — он не порадовал ни офицеров, ни казаков. И хотя с песнями, но невеселый полк возвращался на свои квартиры. Многие офицеры ворчали и ругались. Я молчал, так как был «молодой корниловец». И все это было потому, что мы совершенно не знали общую боевую обстановку.

Гости из станицы

Однажды утром стояли мы с Безладновым возле плаца, на котором готовились джигиты к полковому празднику. К нам подошла мажара и остановилась. С нее сошли два пожилых казака-старика и, размяв ноги от продолжительного сидения, подошли к нам. Третий остался с лошадьми.

— Дэ цэ тут йе Корныловськый полк? — спрашивает один из них.

— А зачем Вам? — отвечает Безладнов.

– — Та мы з Нэзамаевкы... прыйихалы подывыц-ця на своих сынив и спытать командира — можэ шо надо полку?.. То станыця приставить (т. е. доставит).

Мы «открыли глаза»: казаки-старики приехали из Неза-маевской станицы Ейского отдела, что у южной окраины Донского войска, совершив на подводе не менее 150 верст, чтобы повидать своих сыновой и спросить, — может быть, что надо полку, то станица доставит.

— Хорошо! Корниловский полк стоит в этой станице... я его командир... поезжайте во 2-ю сотню — там Ваши сыновья, —- просто и так жестоко-наивно говорит им, старикам, наш добрый руководитель и управитель полка.

Я быстро поворачиваюсь к нему лицом, а спиной к старикам, и быстро говорю, чтобы они не слышали:

— Владимир Арсеньевич... разве так можно?.. Люди приехали издалека... ведь это старики, а не служивые казаки! Зовите их к себе, хоть «на чай».

Безладнов нисколько не удивился моим словам, а словно опамятовался.

— Ну, скажите им Вы... я не умею с ними говорить, — так же просто и спокойно ответил он.

Подъесаул Безладнов — «дитя города». Родился, рос и учился в Екатеринодаре, где у его отца был собственный дом, рядом со зданием Войскового штаба. Окончил реальное училище и потом сотню Николаевского кавалерийского училища в Петербурге. В отпуск приезжал к родителям также в город. И думаю, что впервые казаков, настоящих казаков, он встретил в полку уже офицером в 1912 г., по выпуску хорунжим из училища.

Мы во дворе. Безладнов сидит за столом и молчит. Старики немного мнутся и не знают, что же им делать?

— Да садитесь вы!.. Чего боитесь? — говорит он им, к несчастью, своим от природы грубым голосом, которым так же говорил и с самим Врангелем.

Ну, совершенно человек не находит с ними общего языка!

И это приглашение, такое сухое, да еще с добавлением — «чего боитесь?» — так было не к месту! Пятидесятилетние старики прибыли издалека, с благородной целью узнать о нуждах полка и помочь полку материально... при чем тут была «их боязнь» своих же казачьих офицеров?

Я беру инициативу в свои руки и спрашиваю, что их заставило поехать сюда, на фронт и в такую даль?

— Та чулы мы, шо у полку плохо... нидойидають коза-кы... бо всэ поход та поход... Старыкы кажуть нам — пой-идьтэ Вы!.. У Вас там сыны... можэ и справди голод?.. Тоди од станыци надо дать помогу... бо як прыйдуть ти босякы-болшэвыкы, то... шо тоди будэ?! Мы з кумом посовитува-лысь... и, оцэ, прыйихалы. Тикы, господа охвыцэри, ска-жыть — шо надо полку? И мы прэдоставымо всэ разом...