Полковник Науменко поделился со своими корниловцами, что Кубанское правительство вызывает его в Екатеринодар для переговоров о занятии одного важного поста. И коща дня через два-три полк прибыл в Петропавловскую, его он там не застал: полковник Науменко выехал в Екатеринодар.

ТЕТРАДЬ ВТОРАЯ

Корниловский полк, прибыв в станицу Петропавловскую, разместился по квартирам в северной ее части. Штаб полка занял кирпичный дом богатого казака у большой площади. При доме хозяйственный двор с фруктовым садом. Войдя в станицу, меня удивило то, что много хлеба было еще не обмолочено, стояло в громадных «одонках», уже побуревшее и проросшее от дождей зелеными побегами.

Главнокомандующим красными войсками Северо-Кавказского края был сотник Сорокин, коренной казак этой станицы, принадлежавший к довольно хорошему казачьему семейству. И вот, свой родной казак, с таким высоким, хотя и «красным положением» — он, конечно, имел авторитет в умах станичников, а главное — силу, власть. Уходя из станицы, он мобилизовал молодежь и увел ее с собой. За ними потянулись и некоторые семьи. Вот почему и брошен был хлеб на гумнах и во дворах необмолоченным, над которым казак трудился целый год и теперь бросил на произвол судьбы. Через станичный сбор генерал Врангель распорядился обмолотить его на выработанных процентных началах — одна часть в пользу работавших, а другая — в пользу станицы.

В военной исторической печати часто встречалось, что всеми красными войсками командует «фельдшер Сорокин», т. е. — не офицер и человек без образования. Сорокин окончил Екатеринодарскую войсковую военно-фельдшерскую школу. Она помещалась на Почтовой улице у самой Крепостной площади, т. е. в самом центре старого Екатеринодара, где когда-то стояли «курени для сиромы» при переселении былых запорожцев на Кубань, что говорит о ее значимости в войске. Это было закрытое учебное заведение с военным укладом жизни.

Для поступления в школу требовался конкурсный экзамен для казачат, окончивших станичные двухклассные училища. Курс в ней четырехгодичный. По окончаний школы они назначались старшими фельдшерами в свои кубанские полки и пластунские батальоны как помощники врачей и назывались — «классными фельдшерами», в отличие от «сотенных фельдшеров». Они носили погоны вольноопределяющегося «с витейками», значит, приравнены по образованию к 4-м классам гимназий и реальных училищ и — две нашивки младшего урядника. На левом рукаве черкески — большой галунный угол до локтя, основанием у конца рукава. Последовательно они получали следующие звания, до погон подхорунжего и потом, по удостоению, производились в первый чин военного чиновника — коллежского регистратора (серебряный погон с одним просветом и одной звездочкой). Все это шло по медицинскому ведомству.

ю*

Сорокин окончил именно эту школу и Войсковым штабом был назначен в один из Кубанских пластунских батальонов. На войне получил два Георгиевских креста, окончил школу прапорщиков и был выпущен офицером в 3-й Линейный полк Войска, воевавшим на Турецком фронте в нашей 5-й Кавказской казачьей дивизии. В Финляндии, в 1917 г., я встретил его уже в чине сотника. Таков был этот Сорокин.

В Петропавловскую прибыл и наш обоз 1-то разряда и полковая канцелярия. Надо было воспользоваться отдыхом, чтобы познакомиться с ней. Канцелярии, даже в понятии походов Великой войны, не было. Мне представилась «полковая тачанка» с двумя писарями и ворохом бумаг в сундучках, в казачьих сумах, в мешочках. При тачанке несколько прислуживающих казаков и до десятка заводных лошадей.

— Чьи это лошади? — спрашиваю старшего из них.

— Вакуированих ахвыцэрив, — отвечает он.

— Как их фамилии? — допытываюсь.

— Ны можу знать, — мрачно отвечает.

— А цэй... рябый? — спрашиваю уже по-черноморски, заинтересовавшись крупным пегим конем, чисто цыганского щегольства.

— Та войского старшины Ермолэнка, — распространяется казак.

— А дэ вин... войсковый? — допытываюсь.

—• Та в Катэлиндари (в Екатеринодаре), — отвечает.

Об остальных офицерских лошадях никто из казаков, ухаживавших за ними, не могли мне сказать, — когда и откуда эвакуировались офицеры и почему лошади остались при полку.

От старшего писаря требую офицерский список. По нему в полку числится около ста человек, а наличный состав их на фронте около 25. Узнаю, что есть еще обоз 2-го разряда в станице Усть-Лабинской, при помощнике командира полка по хозяйственной части полковнике Кротове. Имеется «швальная мастерская» в Екатеринодаре под начальством 60-летнего корнета Ярошева, богатого «муковладельца», которая помещается в его собственном доме. Докладывают, что этот корнет «очень хороший человек».

— Но дает ли он пользу полку? — спрашиваю.

— Да ведь обоз далеко, а полк все время в движении... вот почему оттуда пока ничего не получаем, —- слышу я успокаивающий ответ.

Из всего этого я понял, что у нас есть «два полка»: один на позиции, а другой в тылу. Для ликвидации этого вопроса я вызвал на откровенный разговор временно командующего полком подъесаула Безладнова. Привести в порядок численный офицерский состав по закону он дал мне полное право. В то время почти все командиры сотен в полку были «временные», что было нехорошо. Это уменьшало желание работать каждого: сегодня он командир сотни, а завтра — вновь младший офицер. Казаки только привыкнут к своему сотенному, как скоро получают нового. Эта чехарда была вредна для дела.