С робким шумом Круг поднимается.

— Встать! Встать! — нависает Голубов над сидящим Назаровым. — И ты, мерзавец Волошинов, здесь? Арестовать его!

— Убить! Убить!

— Не надо стрелять...

Казаки хватают и тащат Волошинова. Комиссар при Голубове, Пугачевский, выхватывает браунинг и приставляет его ко лбу Назарова. Побледневший Назаровделаетжест рукой, чтоб отвести. Два казака из свиты Голубова хватают Пугачевского за руки, теснят...

— Кто ты такой? — кричит Голубов в лицо Назарову.

— Я выборный атаман. А вы кто такой?

— Я революционный атаман товарищ Голубов. Встать! — и хватает Назарова за руку.

Назаров встает, руки в карманах, вынул, развел, улыбнулся.

— Что вы кричите? Можно говорить тихо. Если вам что нужно...

Освободившийся из рук казаков Пугачевский рвет с Назарова правый погон. Левый рвет Голубов.

— Арестовать!

Вслед за Волошиновым Назарова тащат вниз с эстрады. Го-лубов хватает их оставленные на столе фуражки, рвет кокарды и швыряет на пол.

«Заседание Круга вследствие этого было сорвано, — строчит секретарь для истории, — и, ввиду присутствия в зале вооруженной силы, враждебно настроенной по отношению к Кругу, не могло быть возобновлено».

— Как же нам быть? — торопятся вслед за уходящим Голубовым члены Круга.

— Мне не до вас, убирайтесь к черту, — бросает через плечо

Голубов и выходит. ,

Круг волнуется. У дверей часовой никого не выпускает.

— Пока не придет Голубов...

С улицы доносятся звуки оркестра. Это Голубов отправляет на гауптвахту Назарова и Волошинова.

Через полтора часа приходит казак и читает манифест о помиловании Круга. Пусть расходится подобру-поздорову.

— В России творится социальная революция, — повторяет он слова Голубова, — а здесь какая-то сволочь разговоры разговаривает. Вон!

— Если б не мы, а Красная гвардия первая сюда пришла, ни один бы из вас живым не ушел, — утешает часовой.

Голубов в это время отправляется в Атаманский дворец; ему показывают покои Каледина, калединского коня...

Позже в Новочеркасск влетели вырвавшиеся из боя под Каменнобродской казаки 7-го Донского полка и, подогрев вспыхнувшую на центральных улицах панику, рассказали о силах большевиков, устроили митинг, на котором назвали полк «революционным», избрали нового командира полка — бывшего казначея Сухарева — и выставили посты у храмов и музея — взяли под охрану святыни.

Переправа через Аксай шла до восьми часов. Одиночные переправлялись и позже. Попов с конвоем до восьми ждал у моста атамана Назарова. Город скрылся во тьме и тумане.

К одиннадцати ночи походный атаман прибыл в Старочеркасскую.

Многие из участников обороны рассеялись. Еще утром в Грушевской генерал Черячукин, защищавший свой участок фронта только со своим штабом и командиром 7-го Донского полка, пришел на митинг у станичного правления и объявил, что мобилизация отменяется, но что рекомендуется хорошо спрятать оружие. Казаки засмеялись: «Мы сами это хорошо понимаем»217. Отходившие с северного участка отряды зачастую расходились по домам. Е. Ковалев вспоминал, что еще в 11 утра по приказу Мамонтова пулеметная команда его взвода отправилась в Новочеркасск эшелоном, асам взвод — походным порядком. У Хо-тунка Ковалев услышал, что в Персиановке вспыхнула стрельба, и дал по поселку последний выстрел — высокую шрапнель.218 Орудия Ковалев бросил у вокзала, так как ожидалось восстание рабочих, и налегке догнал отряд походного атамана. Там же, в Новочеркасске, бросил орудие и платформу и разошелся артиллерийский взвод Конькова219, а затем и прикрывавший отход отряд Упорникова (но это было уже ближе к вечеру).

Остались в Новочеркасске многие студенты из распущенных 2-й и 3-й рот Студенческой дружины. 1-я рота после боев под Ростовом примкнула к Юнкерскому батальону Добровольческой армии, из 150 человек в ней к этому времени осталось 30.

Дойдя до Старочеркасской, заволновалась и вернулась домой большая часть Новочеркасской дружины (400 человек).

Итак, 12 (25) февраля партизаны покинули Новочеркасск. В тот же день красная разведка доносила: «В Новочеркасске — до семи, если не до 12 тысяч, способных к борьбе»220. Как показали более поздние подсчеты, ушли далеко не все «способные к борьбе». Многие остались «дожидаться большевиков». Тысячи офицеров явились в Ростове на регистрацию, объявленную большевиками. Много офицеров осталось в Новочеркасске.

Значительная часть уходящих из города не помышляла о дальнейшей борьбе, о сопротивлении, а просто «уносила ноги». Это не могло не сказаться на настроении отступающих. Один из участников похода записал в дневнике: «Вызывает удивление наша “партизанская армия”, какая она странная. Целых три часа стоял я вчера у переправы на Аксае, пропустил мимо себя десятки сотен людей, жадно стремившихся на ту сторону, подальше от города — в степь, и не нашел ничего похожего, что у нас принято называть армией. Каждый шел и ехал, видимо, сам по себе, как будто он совсем не принадлежал ни к одному из отрядов»221.