— Почему без винтовок? Марш в сотню и прибыть с винтовками!

Урядники скоро вернулись и, держа винтовки «у ноги», замерли в

воинской стойке «смирно».

— Селям! — коротко и строго произнес Бабиев и грозно глянул на них.

— Чох саул! — дружно, коротко ответили они...

— Садись! — бросает им Бабиев, и урядники, быстро опустившись на одно колено, поставили винтовки вертикально впереди себя, обхватив стволы обеими руками и опустив головы вниз, словно для молитвы.

— Мою любимую! — произносит Бабиев.

И один из урядников, сняв папаху и прикрыв ею рот, словно издалека, находясь в степи, затянул:

Ой-да сторона, да ты моя,

Да родимая моя сторонушка...

И остальные урядники тихо, грустно, тягуче вступили:

Ой-да ни сам я сюда зашел да заехал...

Ой-да занесла меня сюда, братцы, неволюшка...

Бабиев опустил голову и слушал»693.

Ужин с коньяком; угощаются и урядники. Песни сменились лезгинкой. Среди ночи Бабиев пожелал вызвать хор трубачей, и, несмотря на слабые протесты их начальника полкового адъютанта Фостикова, все началось сначала, из «Алаверды»: «Нам каждый гость дается Богом...»

Наутро бодрым, словно не было бессонной ночи, задорно крикнув: «Здорово, третья лихая!», Бабиев впереди своей сотни, широкой рысью, уже уходил вперед...

Еще в самом начале войны командир в приказе по полку подчеркивал: 1) командирам сотен строго следить за казаками, чтобы они не чинили насилий над оставшимися в селении жителями и без разрешения ничего не брали; 2) казака 3-й сотни Д. за то, что позволил себе без разрешения взять чужую вещь, арестовываю на 10 суток строгим арестом694.

Лихость и казачья вольница выливались в неразборчивость по отношению к чужому имуществу. Ярость к неприятелю — после тяжелейших переходов, постоянных обстрелов, потерь друзей-станичников — в отмщение, даже пленным, в ходе боя.

12 января 1916 года 1-й Лабинский полк двинулся к перевалу. «Дороги совершенно не было никакой. Шли по глубокому снегу в один конь. Курды все время обстреливали колонну. Головная

3-я сотня Подъесаула Бабиева, спустившись в долину, ударила в тыл ближайшему батальону турок, смяла его, изрубив 118 аскеров. Батальон растерялся и положил оружие. В плен взято 9 офицеров и 187 нижних чинов. 3-я сотня потеряла двух казаков убитыми и одного раненым»695.

По статуту за пленение в бою неприятельских офицеров не ниже штаб-офицерского чина Бабиеву полагался орден Святого Георгия. Но там же, в уличных боях за город Хныс, казаки его 3-й сотни, ворвавшись в военный госпиталь, изрубили несколько «активных», легкораненых турок и присвоили себе их вещи.

Из штаба дивизии и распоряжением начальника отряда полковника Носкова696 войсковому старшине Абашкину предписывалось «произвести дознание о действиях 3-й сотни полка 12-го сего января у села Кара-кепри на предмет представления командира названной сотни Подъесаула Бабиева к награждению Орденом Святого Великомученика Георгия»697.

Абашкин дает указание Бабиеву «подробно изложить действия Ваши и вверенной Вам сотни... изложить Ваше личное управление сотней, от которого зависела успешность работы ее по пленению турецких офицеров и солдат»698.

Затем «в штабах», видимо, вспомнили о госпитале и казаках баби-евской сотни — и об ордене Святого Георгия пришлось пока забыть...

Атаку под Кара-Кепри Бабиев отобразил в таких строчках:

То не соколы крылаты Вылетали из-за туч,

Третьей сотни казачата Понеслися из-за круч.

Шапки белые мелькали,

Шашек острых виден блеск;

Кони добрые скакали,

Под собой взрывая снег.

Из селенья Кара-Кепри Пулеметы говорят...

Пули смертные несутся,

Но Лабинцам не вредят.

Нам дорогу преградила Крутобрежная река —

Лед кругом, вода в средине,

И крутые берега.

Кони быстро подобрались,

Подтянулись повода.

Миг — и сотня очутилась На другом краю села.

Быстро спешившись у рощи,

Обстреляли мы врага,

Коноводы на карьере Закидали повода.

ilbz-

Пулей хлопцы очутились На спине лихих коней, Шапки белые неслись

Между вражеских цепей. Солнце спряталось за горы, И поля закрыл покров...

ретья сотня возвращалась, ютеряв своих орлов®9.

В конце марта 1-й Лабинский полк отошел для отдыха на русскую территорию, в город Игдырь, что возле Арарата. После всех мытарств в «снеговых горах» Турции, измотанные походами и полуголодные, молодые офицеры кутили в армянской харчевне-гостинице. Бабиев вызвал песенников своей сотни, его избирают «тулумбашем». Он руководит весельем, следит за соблюдением полковых традиций, говорит тосты и заставляет говорить других. Без его разрешения никто не может сказать слова. Песни и лезгинка со стрельбой. После двенадцати ночи появляется комендантский адъютант и докладывает Бабиеву, как старшему в чине, что город «находится в прифронтовой полосе и всякий шум после 12 ночи воспрехцен». Бабиев резко реагирует на эти слова, адъютант обещал доложить коменданту гарнизона. Скоро прибыл сам комендант и потребовал прекратить кутеж и песни. Ему Бабиев ответил так же резко, как и адъютанту.