В Персии были убиты есаул Н.Н. Штольдер, инструктор Казачьей Его Величества Шаха бригады с 1914 года, и его сын, подъесаул А.Н. Штольдер652, служивший в Персидской Казачьей дивизии с 1917 года.

Весной 1918 года, после отвода корпуса генерала Баратова в Россию, в Персидскую дивизию перевелся кубанский казачий офицер П.Н. Кравченко653, бывший вахмистр, имевший полный Георгиевский бант. С увольнением в конце 1920 года русского инструкторского состава части он уехал в Месопотамию, затем работал техником в Айване, Палестине, Сирии, Ираке.

2 июня 1920 года границу Персии перешел отряд Уральской Отдельной армии численностью в 214 человек (включая жен и детей казаков), при 53 офицерах. Спасаясь от большевиков, Уральцы совершили героический поход из форта Александровск в персидский город Ромиан. Во время пребывания уральских казаков в Тегеране в Казачью дивизию поступили войсковые старшины И.И. Климов654, П.А. Фадеев655 и Мезинцев. Оставленные одним из них записки656 представляют определенный интерес, хотя и содержат явные неточности по истории Персидской Казачьей бригады, составу ее офицеров и обучению казаков. Связано это с тем, что названные офицеры состояли в части лишь последние несколько месяцев ее существования с русскими инструкторами, в обстановке «революционного хаоса», когда условия и порядок службы в Персидской Казачьей дивизии были совсем иные, нежели в предыдущие годы и десятилетия.

И. Ко-в

КАЗАЧКА657

Тегеран — столица Ирана. После второй мировой войны он неожиданно оказался на перекрестке всех дорог, воздушных линий. Все великие и даже малые державы вдруг воспылали желанием культурно сблизиться с ним. То ли его такое выгодное географическое положение, то ли потому... Иран занимает, говорят, второе место по нефтяным богатствам. Все великие мира побывали в Тегеране, и Рузвельт, и Клим Ворошилов.

— Вот эта настоящая леди! — слышу я разговор в среде дипломатов, встречающих очередного сильного мира.

По трапу из авиона опускается стройная, скромно, но с большим вкусом одетая дама. Фамилия ее довольно громкая. Муж ее занимает одно из центральных мест на английском острове.

С высоким чиновником из министерства иностранных дел дама говорит по-персидски.

— Прекрасно! Если вы меня совершенно понимаете, значит, не забыла. 27 лет ни слова не сказала по-персидски... Юность моя прошла в Персии...

— Опять твой хахаль идет, — сказала мать, неся в подоле сор, выметенный из комнаты.

— По шее придется ему дать, кобелю проклятому! — заворчал отец, наващивая дратву.

Он чинит туфлю младшей дочери. Наташа не проронила ни слова. Она быстро смахнула набежавшую слезу обиды и, приветливо улыбаясь, встретила на пороге маленького коридорчика раннего на сегодня гостя.

— Извините, май дарлинг Натали, что я сегодня не в урочный час. Сегодня банк закрыт, и я хочу предложить вам после урока совершить прогулку верхом... Я рке Джаффару, туркмену, приказал подать сюда лошадей к 10 часам.

— А если я откажусь?

— О, эту фразу вы сказали прекрасно! Я горд: моя ученица делает большие успехи. Великолепно! Но почему бы вам отказаться?..

— Но веди его в столовую, не держи эту глисту в колидоре, на проходе! — послышался недовольный голос отца из кухни.

Мать вернулась со двора, вытирая о фартук руки. Джордж, виновато улыбаясь, протянул ей руку. Неумело, накрахмаленной ладонью ответила мать на рукопожатие.

Познакомились они полгода тому назад на крытом базаре. Наташа в сопровождении своего отца покупала себе туфли-шлепанцы. Она сняла свой туфель, чтобы примерить новый. Проходивший перс ударом ноги отшвырнул ее туфель, другой повторил удар, и так пропал бы туфель. Отец не посмел побежать за туфлем, ибо в его отсутствие персы оскорбили бы Наташу. Это были дни, когда персы, подзадоренные большевиками, стремились освободиться от капитуляции и всеми способами хотели показать свою ненависть к европейцам. Конечно, к англичанам они проявить ее не могли — за ними стояла сила. К русским же безнаказанно, напротив, новые властители России даже поощряют. А тут еще отец Наташи — вчерашний бравый вахмистр Семиреченской бригады, казак, вчера еще наводивший страх на персов. Почему не лягнуть ослабевшего льва? Хозяин лавки, российский турок, бросился на поиски туфли. Его остановил молодой человек, фаренги, европеец. Улыбаясь, он подал туфлю Наташе. Наташа смутилась. Вахмистр пожал руку молодого человека с такой благодарностью, что чуть не переломил молодого человека пополам. Они пошли вместе с базара. На ломаном персидском языке с режущим слух акцентом он представился вахмистру и Наташе. Он банковский клерк, англичанин, он очень любит русских, и, если позволят, он с большим удовольствием навестит их дома и просил бы потом выпить чаю у него, в его квартире. Понять было трудно. Вернее, вахмистр совершенно не понимал, о чем баритонит «эта глиста». Переводила Наташа. Прожив шесть лет в Персии — ей было пятнадцать, — она, как все дети, быстро усвоила новый для нее язык со всеми его нюансами и провинциализмом.

— Зови его к нам обедать... пусть мать посмотрит, кто наш теперь

покровитель!

Вахмистр с досады даже плюнул и высморкался на сторону. Англичанин приглашение принял.

— Ах, Наташа, да ты с ума сошла, што ль?., обедать! Да куды ж его посадить?

— Батя, — шмыгала носом младшая, Апроська, — погляди, он, как Петька Фролов, на ходулях! Ну-у и длинный!

— Глиста, — сказал вахмистр.

Англичанину все нравилось в доме Наташи. И две пирамидки подушек на кровати, таких чистеньких, с кружевными прошивками, и так подогнанных: одна меньше другой, настоящая пирамида. И белоснежное, с синевой, тканьевое покрывало на кровати, и пузатый коричневый комод, и ярко начищенный самовар с чайником под вязаным колпаком. Его ни капельки не смущало, что тут же при этих пирамидах накрыт стол для обеда. Впервые он ел борщ со сметаной, ел деревянной ложкой, лакированной, в цветочках, видел, как остальные ели тот же борщ, но из глубокой эмалированной миски. Време-^

нами его взгляд встречался с Наташиным, и он чувствовал в ее взгляде теплоту, симпатию, ласковость.

— Спроси его, — говорит вахмистр, — ндравятся ему наши харчи?

Клерк был в восторге. Он был в восторге ото всего. До курносого,

в веснушках носа Апроськи. Мать Наташи наложила ему целую горку вареников с творогом и обильно залила подогретой, зарумяненной сметаной.

— Скажи ему, Апроська, ты шибкая в персидском, пусть уж простит мне: творога-то настоящего нема здесь, из ихнего панира делаю... вот, если Бог даст, к нам в Семиречье поедем, там я его настоящими варениками накормлю!