К 1ЫФ8.24.

«разъездной» характер финальной музыки в целом, когда «рожок выразительно напоминает студентам о предстоящем отъезде и каникулах»3.

Долгое время, однако, повод для этого сочинения, несмотря на его дату — 3 августа 1779 года, казался неясным. Предполагалось, что у столь тщательно и богато оформленного произведения должен был быть какой-то неизвестный нам влиятельный заказчик. Сегодня принято опираться на «отчет» Моцарта о венском концерте в Бургтеатре 23 марта 1783 года, где среди прочего прозвучала «маленькая Сопсег!ап1-8тркоте из моей последней финальной Миз1цие»ь. Третья часть Лит/югл-ссрснады в автографе имеет подзаголовок СопсеПаШе; в ней, а также в следующем Рондо партии духовых изложены в яркой солирующей манере, так что, вероятнее всего, Моцарт в письме имел в виду именно эту финальную музыку. О ней же, скорее всего, идет речь и в дневнике Наннерль, где рукой Вольфганга 24 сентября 1779 года вписано: «Вечером в 9 часов на пл. Коллегии у г-на Делля в переулке ночная музыка. Марш из последней Гта1тиз1цие „1из1щ §ш§ сИе 8сЬ\уоЬете(Ие“»с. Таким образом, ясно, что и Ров1кот– серенада — не что иное, как традиционная студенческая «финальная музыка».

Если сочинение Та/е1тш1к можно считать официальной обязанностью Моцарта-концертмейстера, а создание Рта1ти$1к было освящено долгой местной традицией, то писать серенады к приватным празднествам зальцбургской аристократии и зажиточного бюргерства и по форме, и по сути было уж совсем частной деятельностью. В отличие от своего патрона-архиепископа зальцбуржцы высоко ценили музыкальный дар своего концертмейстера. И Моцарт охотно брался за такого рода заказы. Доход от них пополнял семейный бюджет, а кроме того, они укрепляли личные связи, позволявшие сохранять положение в городе и при дворе. Именно помощь влиятельных покровителей из местной аристократии, например, сыграла роль, когда Моцарт вернулся из Парижа в Зальцбург и занял, несмотря на антипатию Коллоредо, более высокий пост при дворе. Связи также помогали получать уроки в домах знати не только Вольфгангу, но и Леопольду, и Наннерль.

Первая из серенад к приватным праздникам связана с тем же семейством Антреттеров — на этот раз, правда, не с сыновьями, а с женой главы семейства Марией Анной Елизаветой. Ее именины приходились на 26 июля, и если приблизительная датировка рукописи КУ205/173а верна — июль 1773 года, — то вполне возможно, что сочинение заказали Антретгеры. Леопольд также упоминал в письме к сыну в Мюнхен об АпёгеИепп Мив1к (то есть буквально «музыки для Антреттерши»)*1. Дружеские связи Моцартов с этим семейством были особенно тесными в начале 1770-х годов. С 1765 года Антретгеры приобрели

а Ваг С. 2ит Ве§п1Тбез Ваззо т Могапз 8егепас1еп. 5. 135.

Ь Письмо от 29 марта 1783 г. — Впе/еСА 111. 8. 261.

с Собственноручная запись Моцарта в дневнике Наннерль. См.: Впе/еСА II. 5. 554. Название песни, которая легла в основу второго из маршей КУ335/320а — Ызщзтё (Не ЗсНнюЬе-тесИе («Веселы швабские девушки»). Плат обнаружил в приватной коллекции в Швеции моцартовский набросок (в клавирном изложении с частичной подтекстовкой), имеющий сходство со вторым разделом второго из маршей (т. 44—54). Он полагает, что это и могла быть ныне забытая песня — народная или из какого-нибудь популярного тогда зингшпиля. Во втором разделе первого из маршей (т. 41—46 в изложении у духовых) он находит сходство с арией И. К. Баха Шп $о й’опйе у/епе. Предназначались ли оба марша КУ335/320а для РозМот-серенады, должны ли были они звучать по очереди, или Моцарт твердо остановился (судя по письму) на втором из них — до сих пор не ясно. См.: ЫМА ГУ. 13. Вд. 2. 5. IX.

большой лом в центре города (теперь площадь Моцарта, 4). Там часто появлялась Наннерль, дававшая уроки игры на клавире Елизавете Магдалене, младшей дочери Антреттеров, а также, возможно, кому-то из сыновей.

Еще более широкие связи были у Моцартов с аристократическим семейством Лодрон, в первую очередь с графиней Антонией Марией, дочерью зальцбургского оберст-камергера графа фон Арко (большого почитателя Вольфганга) и супругой оберст-гофмаршала графа Эрнеста Йозефа Непомука Лодрона. К ее именинам 13 июня Моцарт два года подряд (1776 и 1777) сочинял праздничные серенады. На следующий год, когда Вольфганг находился в Париже, отец описывает в письме то, как намеревались праздновать именины графини в его отсутствие:

> Мне как раз вот что пришло на ум! Послезавтра день Антонии, но тебя же нет! кто же будет делать серенаду для графини ? — кто ? — кто же, как ни Компания Любителей. Граф Чернин и Кольб — 2 УюИт рппара-И — удивительные солисты, композиция — части АПеуго и Адаую от Хафенедера, Менуэт 3 и Трио от Чернина N13! — все новые сочинения. Марш тоже от Хафенедера, но совсем плохой, натасканный из чужих. Ик-пук (стыд-срам) до самых небес! кривой (фальшивый) — как весь наш свет! N8 Куссетти играет на валторне. Кавалеры и придворный советник — все шествуют под марш (только не я), потому что я такой несчастный и у меня уже не та память, чтобы что-нибудь заучить наизусть! Вчера была первая жалкая репетиция у нас. N3 сначала музыку сыграют у графини Лютцов и только за вторым разом — старую Кассацию Хафенедера сыграют у Эрнестины [то есть жены Эрнеста Лодрона] Увы, увы!течь по всем швам...“

И несколькими днями позже в следующем письме дает отчет о произошедшем:

> Я тебе уже писал о Серенаде Чернина 11 июня, она имела трагикоми-чески-идиотические последствия. Чернин хотел отпраздновать этим вечером именины графини Лодрон, а также своей сестры. Вот тут-то и случился первый балаган, ведь он сперва своей сестре сыграл, а уж потом пошли к Лодронихе; и тем с готовностью отдал предпочтение и оказал честь не ландмаршалъше и жене оберст-дворецкого, а какой-то скромной графине Лютцов как своей сестре. Второй балаган был еще почище. У дома Лодронов уже начала звучать музыка — Чернин оглядел окна и крикнул: «Подряд!» [то есть без повторов]. Потом пошел Менуэт и трио (всего один), потом Аёаую, его он играл со всей прилежностью ужасающе плохо — и при этом все время говорил со стоящим позади Брунетти, снова громко заорал: «Подряд!», а потом — все, хватит, марш! и в одно мгновение под музыку ушли оттуда, так, как поступил бы любой, намереваясь какой-либо персоне посредством серенады выразить публичное неуважение, потому как полгорода при этом присутствовало. Ивее почему? — потому что ему показалось, что гра-

финн не подошла к окнам, и в этом предвзятом мнении его еще и утвердил Брунетти. Только графиня-то с деканом собора князем Брайнером как раз были у окна, и все другие присутствующие это виделиа.

Это колоритное и богатое комическими деталями описание дает представление о том, как в Зальцбурге отмечали частные семейные торжества влиятельных персон. Язвительный тон Леопольда, видимо, не везде следует принимать за чистую монету — все же дух оппозиционера и склонность критиковать были ему в высшей степени свойственны и именно от него унаследованы Вольфгангом.