– Носи ее не снимая, – сказал я Свифту. – И помни отца. Таким, каким он был.

– Я буду, – тихо ответил мальчик и осторожно потрогал сережку, а я вспомнил, как она оттягивала мое ухо со свежей раной. Затем он вытер окровавленные пальцы о штанину и сказал: – Теперь я жалею, что использовал ее. А то отдал бы тебе.

– Что?

– Стрелу, которую дал мне лорд Голден. Она мне показалась ужасно уродливой, но я ее взял, чтобы его не обидеть. Потом все остальные отскочили от дракона, а серая попала в цель. Я в жизни ничего такого не видел.

– Думаю, никто не видел, – ответил я.

– Может быть, он видел. Лорд Голден сказал, что она сделана из уродливого куска дерева, но что она может послужить мне в трудный час. А еще он сказал, что он Пророк. Как ты думаешь, он знал, что серая стрела убьет дракона?

Я выдавил из себя улыбку.

– Даже когда он был жив, я никогда не знал, известно ему будущее или он сознательно так подбирает слова, чтобы все думали, будто известно. Но в данном случае он оказался прав.

– Да. Ты видел моего отца? Видел, что он сделал? Он остановил дракона. Уэб говорит, что никогда еще не встречался с таким сильным даром. – Свифт посмотрел на меня, словно предлагая мне запретить ему обсуждать эту тему, а потом добавил: – Он сказал, что подобная сила иногда встречается в семьях обладателей Древней Крови и что, возможно, во мне она тоже проявится, если я буду использовать свою магию разумно.

– Будем надеяться, – сказал я. – Нашему миру нужна такая сила.

Неожиданно внутрь нашей палатки просунул голову Лонгвик и извиняющимся голосом проговорил:

– Том, тебя зовет принц.

– Сейчас иду, – сказал я и, повернувшись к Свифту, спросил: – Ты не против?

– Иди. Мы все равно ничего не можем сделать.

– Я скоро вернусь, – пообещал я и последовал за Лонгвиком.

В палатке принца оказалось много народа. Он, Чейд, Олух, Пиоттр, Эртр, Косей и нарческа. Олух выпятил вперед губу, и я почувствовал, что он расстроен. Нарческа, кутаясь в одеяло, сидела на полу спиной ко мне. Я поздоровался со всеми и стал ждать.

– У нас возникла проблема с татуировкой нарчески, – сообщил мне Дьютифул. – Она хочет ее свести, но Олух не сумел с ней справиться. Чейд думает, что ты сможешь нам помочь, ведь тебе удалось убрать свои шрамы.

– Шрамы – это совсем не то же самое, что татуировка, – ответил я. – Но я попробую.

Принц склонился над девушкой.

– Эллиана? Можно ему посмотреть?

Нарческа, которая сидела очень прямо, ничего ему не ответила, а на лице ее матери появилось неодобрение. Затем медленно, не говоря ни слова, Эллиана опустила голову, и одеяло сползло вниз. Я встал на колени и поднес свет поближе, чтобы разглядеть все как следует, и сразу понял, почему они позвали меня.

Сияющая красота змей и драконов погасла. Кожа на спине девушки натянулась, словно татуировку выжгли на спине раскаленным клеймом. Я решил, что таким образом Бледная Женщина решила продемонстрировать свою власть и отомстить девушке.

– Они причиняют ей боль время от времени, – тихо проговорил принц.

– Я думаю, – сказал я. – Может быть, Олух не смог ее излечить, потому что рана довольно старая. Гораздо легче помочь телу завершить то, что оно уже начало. Но эти раны получены нарческой давно, и тело к ним привыкло.

– Но твои шрамы исчезли, когда мы тебя вылечили, – заметил принц.

– Они не ее, – мрачно заявил Олух. – Я не хочу их трогать.

Пропустив это странное заявление мимо ушей, я сказал:

– Думаю, Шут постарался сделать меня таким, каким он меня представлял. Без шрамов. – Больше я ничего не хотел говорить, и мне кажется, все это поняли.

– Тогда выжгите их, – дрожащим голосом проговорила Эллиана, – а потом вылечите ожоги. Я на все готова ради того, чтобы от них избавиться. Я не собираюсь носить на своем теле ее клеймо.

– Нет! – в ужасе выкрикнул принц.

– Подождите. Пожалуйста. – сказал я. – Дайте мне попробовать. – Я поднял руку, но в последний момент вспомнил о приличиях. – Можно мне к тебе прикоснуться?

Она еще ниже опустила голову, и я увидел, что все мышцы у нее на спине напряглись. А потом она коротко кивнула. Рядом с нами тут же, скрестив на груди руки, встал Пиоттр. Я поднял голову и встретился с ним глазами. Затем сел на пол около нарчески и осторожно положил обе руки ей на спину. Мне пришлось удерживать их усилием воли. Мои ладони ощущали тепло девичьей кожи, а благодаря Скиллу я почувствовал, как шевелятся и извиваются под моими руками змеи.

– У нее под кожей не просто чернила, – сказал я, хотя и не мог понять, что там еще.

– Она сделала чернила из своей крови, – с трудом проговорила Эллиана. – Чтобы они всегда принадлежали и повиновались ей.

– Она плохая, – мрачно заявил Олух.

Эллиана сообщила нам то, что было необходимо, но все равно у нас ушло много времени и сил на то, чтобы справиться с нашей задачей. Я не слишком хорошо знал Эллиану, а Олух не хотел к ней прикасаться. Он дал нам свою силу, но нам пришлось по отдельности удалять из ее тела каждый сложный рисунок. Мать и сестра нарчески молча за нами наблюдали. Пиоттр некоторое время оставался рядом, но потом вышел из палатки, походил немного снаружи, снова вернулся и опять вышел. Я его не винил. Я и сам с удовольствием не принимал бы в этом участия. Вонючие чернила вытекали из тела девушки, причиняя ей страшную боль. Она сжала зубы и время от времени, не произнося ни звука, принималась колотить кулаками по земле. Ее длинные черные волосы, переброшенные вперед, чтобы не мешали, намокли от пота.