г. Львов. Граф Лорис-Меликов // С.-Петербургские ведомости. 1879. 30 января. Корреспонденция из Москвы.

№ 19

ЦАРИЦЫНСКИЕ БУДНИ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА

В ноябре 1878 г. в Царицын проникли слухи, что в низовьях Волги, в пределах Астраханской губернии, появилась болезнь, от которой люди умирают очень скоро и даже целыми семьями. Слухи эти держались весьма упорно и, по мере того, как время шло, принимали все более и более зловещий характер. В конце ноября было получено из станицы Ветлянки от местного священника письмо644, в котором этот почтенный пастырь645, описывая все ужасы постигшего их станицу несчастия, убедительно просил об оказании помощи больным и сиротам. Вследствие этого немедленно было отправлено в Ветлянку, на лошадях, под надзором двух сестер милосердия, значительное количество белья, обуви, чаю, сахару, муки, пшена и пр.646 Одновременно с этим был командирован туда же и лекарский помощник Васильев. Вот что, спустя несколько дней, он писал из Ветлянки: «Приехавши в Ветлянку, я явился немедленно за распоряжением к начальнику первого отдела Астраханского казачьего войска, полковнику Плеханову, но тот, сказавшись больным, не сделал никаких распоряжений, предоставив мне делать то, что я найду нужным. Я взял казаков и сейчас же отправился осматривать больных. По дороге мне попадалось множество трупов, они лежали посреди улицы647. Первая моя забота была погрести умерших, но никто не находился: все сбежали. В домах станицы нашел множество больных и мертвых. Больные были разного возраста. Матери, отцы, дети — все боялись больных. Все были так напуганы, что бросили дома и семейства и бежали в степь. После долгих усилий, я едва нашел двух солдат-пьяниц, которые согласились погребать тела. Множество домов совершенно заколочены...»

Вслед за этим продолжали получаться с низовьев Волги известия, словесные и письменные, одно другого мрачнее. Говорили, что зараза из Ветлянки проникла уже в соседние селения и грозит вскоре появиться в Царицыне, что ветлянекая болезнь — несомненная чума, потому что люди умирают в продолжение 2—3 часов, будучи перед тем совершенно здоровыми. Впоследствии, под влиянием страха, лекарский помощник Васильев тайно скрылся из Ветлянки, но был немедленно возвращен назад; его хотели было за это предать суду, но ввиду действительно оказанных им заслуг, оставили без преследования648.

17 декабря 1878 г. я по личным моим делам должен был выехать из Царицына в Москву. Едва приехал в Белокаменную, как тотчас получил от жены телеграмму следующего содержания: «Чума Енотаевском уезде, в станице Ветлянке. Умирает 95 процентов. Жители бегут. Черном яру — чума. Царицын волнуется. Врачей нет». Прочитав эту депешу, я пришел в ужас. Мне, как городскому голове, страшно было за судьбу города, а как семьянину, за положение моих домашних. Я тотчас телеграфировал об этом саратовскому губернатору М.Н. Галкин-Врасскому и в то же время послал депешу в Петербург, к моему знакомому, прося его навести справки о том, насколько верны астраханские сведения. Вместо ответа, я получил приглашение немедленно прибыть в Петербург. В тот же день, вечером, с курьерским поездом, я выехал в северную столицу, и едва поезд остановился у платформы Николаевского вокзала, как получил приглашение немедленно явиться к управляющему Министерством внутренних дел. Заехав на квартиру моего знакомого, чтобы переодеться, я тотчас в сопровождении В.А. Кокорева1, который меня уже ждал, поехал к министру. Это было около 12 часов. А.С. Макова2 мы не застали дома: он уехал с докладом к государю. В 2 часа мы снова приехали к нему и были немедленно приняты. Он встретил нас в большом кабинете, наверху, и, усадив около письменного стола, начал расспрашивать. Я передал ему все, что было мне известно относительно Ветлянки. Лев Саввич, видимо, был смущен моим рассказом и хотя старался скрыть это смущение, показывая вид, что ему все известно, тем не менее ясно было видно, что он решительно ничего не знал о том, что творится в Астраханской губернии...

В тот же день, по распоряжению управляющего министерством, был командирован в Ветлянку доктор медицины А.Я. Красовский649.

В ночь же с 19 на 20 число, т. е. тотчас же по получении моим знакомым моей депеши из Москвы, была отправлена от имени управляющего министерством саратовскому губернатору телеграмма, текст которой был следующий: «Прошу принять немедленно меры против переноса заразительной болезни из Енотаевского уезда в Царицынский; если окажется необходимость, — учредить карантин для прекращения всякого сообщения с Черным Яром, Енотаевском и станицами, близ их лежащими. Медлить нельзя, положение дел весьма серьезное и опасное. О мерах, какие будут приняты, телеграфируйте, но, главное, не медлите и пошлите опытного чиновника».

Таким образом был дан первый толчок к принятию энергических мер.

22 декабря я выехал из Петербурга, а 26-го был уже в Царицыне, где и застал саратовского губернатора М.Н. Галкин-Врасского. Он действовал здесь со свойственною ему энергией и в течение нескольких дней успел привести город и его окрестности в такое положение, что о вторжении заразы со стороны Астраханского края перестали даже и думать. Везде, где указывала надобность, учреждались карантины, явились врачи; комитет общественного здравия и санитарная комиссия действовали с усердием. Впоследствии медико-санитарные средства Царицына еще более увеличились: по распоряжению Министерства внутренних дел была прислана сюда целая партия врачей, а

В.А. Кокорев выслал огромное количество дезинфекции. Причем не могу не упомянуть о следующем курьезе. По странному стечению обстоятельств, мне, как городскому голове, пришлось в это страдное время не только возиться с городом, но и быть начальником военной стражи. В моем распоряжении находилось: 4 офицера, 1 полицейский пристав, 50 человек солдат и столько же казаков; вся эта армия составляла цепь, окружавшую Царицын. Одновременно с принятием в Царицыне означенных мер принимались меры к локализации заразы и в Астраханской губернии: учреждались карантины, изолировалось одно селение от другого, а для сообщения Царицына с Астраханью был открыт объездной путь по Калмыцкой степи, охранявшийся разъездами казаков и особо назначенного для того чиновника.

28-го декабря 1878 г. М.Н. Галкин-Врасский выехал из Царицына в Саратов, поручив мне наблюдение за деятельностью установленных учреждений, а 30-го я получил от него следующую телеграмму: «Красовский 29-го декабря телеграфирует: В Ветлянку прибыл 27-го декабря. Чумы не нашел. Видел больных с воспалением легких. Нет вновь заболевших. Третий день остается два с тифозным воспалением, а одна с язвою в паху давнего сомнительного происхождения. Ваши (вероятно, врачи) размещены по деревням, где нет опасности. Надеюсь, все скоро кончится».

Телеграмма эта была немедленно объявлена во всеобщее сведение и произвела благоприятное впечатление. Вслед затем, спустя 10 дней, телеграфировал мне из Никольского (близ Ветлянки) доктор Павлинов: «Ветлянская эпидемия несомненно чума, с декабря ее легочная форма». Итак, очевидно было, что ветлянская болезнь потеряла свой острый характер. Все клонилось к тому, чтобы дела и люди вошли в свою обычную колею... Между тем в столичных газетах появились известия такого тревожного свойства, которые сразу произвели сенсацию как в правительственных сферах, так и в обществе. Так, по поводу одной депеши, напечатанной в «Голосе», управляющий министерством статс-секретарь Маков телеграфировал мне 29 декабря: «Из Царицына телеграфируют в газету «Голос», что будто в городе появилась чума со страшной смертностью. Прошу телеграфировать мне немедля — все ли у вас благополучно». На это я отвечал ему, что у нас никакой чумы нет и что неверные сведения, как оказалось по справкам, сообщены в газету из Царицына вновь назначенным в Астрахань управляющим почтовою частью Степановым, каковое сообщение сделано было им на пути из С.-Петербурга, из Царицына, со слов проезжего... Таким образом, несмотря на то, что газетные известия были не вполне верны, тем не менее молва о страшной болезни продолжала нестись с быстротою молнии. Вскоре известие это проникло за границу. Европа встревожилась, и в результате получилось: установление строгого кордона по нашей границе, воспрещение привоза из России товаров и стеснение проезда путешественников; все это, вместе взятое, отразилось потом миллионными убытками на нашей торговле и промышленности...