— Пумферц, Пумферц! — презрительно перебил председатель. — Ему легко из столицы командовать. Попробовал бы он здесь посидеть, на нашем вулкане…

— А если мы немного накинем? — спросил директор и хитро прищурился.

— Например? — на лице председателя появилось оживление.

— Ну, вместо двадцати процентов дадим тридцать.

— Не выйдет… — на лицо набежала прежняя унылость. — Поверьте, господин Прукстер, рад бы душой. Но рабочие… Приходится считаться.

— Не скромничайте, господин Фрейлингтон. Руководство тоже кое-что значит. Не вас учить.

— Не всегда можно рисковать своим престижем. Да и к чему?

— Ну что ж, вам виднее. А жалко. Рабочие только потеряют от забастовки.

— Возможно, — печально согласился Фрейлингтон. — И все же…

— Да, у меня еще к вам дело. Вам известны мои взгляды на необходимость гармонического сотрудничества капитала и труда. У меня многие рабочие имеют акции, вы это знаете. Обидно, что они оказались так неблагодарны. Так вот. Теперь мы — акционеры "Корпорации Лучистой Энергии". Мне кажется справедливым просить вас принять небольшой пакет акций.

— По какому курсу? — Унылости на лице председателя как не бывало.

— Пустяки, стоит ли об этом говорить! — небрежно бросил Прукстер. — Как-нибудь сочтемся. Мы пойдем вам навстречу. Вот только бы с этой забастовкой… Неужели, в самом деле, нельзя убедить рабочих?

— Трудно, очень трудно, господин Прукстер… — Лицо вытянулось. — Если бы еще набавить…

— Ну нет, больше некуда! — недовольно сказал Прукстер. Он действительно считал свою уступчивость пределом щедрости, да и уступил только потому, что генерал Реминдол одолел телефонными звонками и требованиями уладить дело.

— Видите ли, важно дело поставить психологически правильно. — Председатель понизил голос и придвинулся к Прукстеру. — Скажем, мы с вами согласимся между собой на тридцать пять. Так, негласно. А официально вы предложите тридцать. Мы не соглашаемся, настаиваем: тридцать пять. Вы не уступаете. Мы грозим забастовкой. Вы вынуждены уступить… Психологический эффект: мы победили!..

— Да, понимаю… — Прукстер склонил свой седой ежик. — Так что же, можно сделать так: согласимся окончательно на тридцать, а для начала я предложу двадцать пять… Тот же эффект…

— Тридцать пять лучше бы…

— Вы, видимо, господин Фрейлингтон, не хотите соглашения…

— Ну хорошо, попробуем… — торопливо сказал Фрейлингтон. — Поручиться нельзя, но… Только вот что: заранее о надбавке не сообщайте. Надо подготовить, а уже на собрании…

— Как вам угодно…

Итак, разговор шел действительно настолько важный, что Прукстеру было не до Джона Джерарда. Конечно, Джерард не мог знать об этом разговоре. Он узнал о нем на следующий день, но в несколько другой редакции, когда был приглашен к председателю союза Фрейлингтону.

Господин Фрейлингтон прежде всего сказал господину Джерарду, что его чрезвычайно заботит создавшееся положение. Если забастовка начнется, она очень больно ударит по рабочим. Желать забастовки могут только коммунисты, потому что они надеются извлечь из нее пользу для себя.

Хотя Джерард так же привык к унылому выражению физиономии Фрейлингтона, как путники к неизменному пейзажу пустыни, все же, глядя на это лицо, нельзя было не посочувствовать огорчению этого достойного деятеля. "Благородный человек!" — невольно подумал Джон.

— Неужели мы должны выдать рабочих с головой коммунистам, как вы думаете, Джерард? — проникновенно глядя на Джона, спросил председатель.

— Оно-то нет, — согласился Джон, — да только и двадцать процентов нельзя…

— Еще бы, я понимаю… — подхватил Фрейлингтон. — Нет, на двадцать процентов мы не пойдем. Уж тогда действительно будем драться, как львы! — Председатель, очевидно, хотел придать своему лицу выражение львиного мужества, но лицо плохо поддавалось…

— Придется… — мрачно сказал Джон.

— Но, с другой стороны, Джерард, на пятьдесят рассчитывать нельзя. Я зондировал почву… Говорил с Прукстером. Он показал мне кое-какие документы… Действительно положение компании трудное…

— А субсидия? — спросил Джон, исподлобья взглянув на председателя. — На заводе все говорят, что Прукстер получил миллионы.

— Вы этому верите? — Фрейлингтон даже попытался усмехнуться. — Коммунистический трюк! Право, я не думал, что вы так легковерны.

— А что же тут неправдоподобного?