— Можете быть спокойны: без Реминдола будет все так же, как и при нем.

И чрезвычайно огорчен гибелью Реминдола был господин Докпуллер. Уж конечно, господин Докпуллер знал о секрете "Небесной черепахи" еще до сенсационных разоблачений. Когда пришло сообщение о безвременном конце сверхчеловека, Ферн грустно заметил:

— Кто знает, не подвернись "Святой Маврикий", все могло быть иначе.

— Вы думаете, Ферн? — Старик задумчиво пожевал губами, и Ферн понял, что хозяин не верит в то, чтобы Реминдол мог кончить иначе. И, как бы поясняя эту мысль, Докпуллер добавил: — Раньше или позже… Жаль, что, прежде чем броситься самому, он не бросил атомной бомбы. Он мог это сделать. Начни он — и все пошло бы иначе…

А Ферн, по странной ассоциации мысли, подумал: "Господин Гитлер начал первым, но разве вышло лучше?" Впрочем, советник остерегся высказать свою мысль вслух.

Бурные события, вызванные "неврастенией" генерала Реминдола, на время отодвинули на задний план разоблачение Чьюзом аферы Ундрича. Зато, когда Реминдол окончательно исчез, вся афера Ундрича предстала в новом свете: стало ясно, что это создание сумасшедшего автора. Бурман увидел, что ему будет не так-то легко отделаться от наследства, оставленного безумным министром.

Сколько ни раздумывал господин Бурман, получалось, что предложенный Ундричем выход был все же самым разумным. Чьюз сам попался, предложив экспертизу Уайтхэчу. Если действовать осторожно, можно будет убедить Уайтхэча спасти положение. Он строптив поначалу, а потом обычно уступает. Ведь собирался же он сгоряча бросить свою лабораторию, а затем поостыл… Нужна только осторожность…

Президент вызвал к себе профессора Уайтхэча.

— Скажите, профессор, вполне откровенно, что вы думаете обо всей этой неприятной истории с Ундричем? — спросил господин Бурман, стараясь придать своему тону наибольшую искренность. — Ваше заявление в печати показывает, что вы кое-что знали.

— Решительно ничего. Ввиду происшедшей на аэродроме непонятной катастрофы с летчиком Дауллоби я хотел только подчеркнуть, что не имею никакого отношения к изобретению Ундрича и даже не знаю, в чем его сущность. Вот и все.

— Но сейчас-то как вы думаете, кто прав в споре между Чьюзом и Ундричем?

— Не имею данных, — уклончиво ответил Уайтхэч.

— Вы не считаете исключенным, что прав Чьюз?

— Нет, не считаю. Старик не из тех, кто бросает слова на ветер.

— Он указывает на вас как на желательного авторитетного главу экспертной комиссии.

"Да это только потому, что я успел заявить в печати о своей непричастности к делам Ундрича", — подумал Уайтхэч.

— Мы не можем терпеть создавшееся двусмысленное положение, — продолжал Бурман. — Особенно после прискорбного случая с Реминдолом. Согласитесь ли вы, профессор, взять на себя руководство экспертизой?

— Если мне прикажут…

— Ну, а вдруг изобретение действительно не больше, чем блеф?

— Что ж, так и придется сказать стране…

— Очень неприятно… Конечно, главная вина тут Реминдола, да с него теперь не спросишь. А тень падает и на меня, хотя вы же понимаете, профессор, я не ученый и не в состоянии разобраться во всех этих тонкостях. Вот даже вы не заметили…

— Позвольте напомнить, господин президент: меня отстранили…

— Да, да, конечно… Приходится расхлебывать за Реминдола… А тут еще эта глупая история с "черепахой"!..

— Но о "черепахе" вы же знали? — осторожно спросил Уайтхэч.

— Ну и что ж? — раздраженно огрызнулся Бурман. — Вам, людям науки, все это представляется простым. А ситуация иногда требует… В политике нельзя руководствоваться ходячей добродетелью. Вы же поехали в Медиану на испытание "лучей Ундрича", а верили вы в "лучи из-за океана"?

Уайтхэч промолчал.

— Поймите, профессор, тут дело не во мне. Ну, может быть, на выборах это будет стоить мне поста президента. Но поверьте: я охотно уступлю это место, — Бурман хлопнул обеими ладонями по ручкам кресла. — С удовольствием, с великим удовольствием: я так устал… Но дело серьезнее. Ведь, по существу, мы раскроем военный секрет. Да, да, секрет, что лучистой энергией еще не располагаем. Это опасно, очень опасно. Другое дело, если бы вы, профессор, могли сегодня предложить свои лучи… Я первый выбросил бы Ундрича на помойку, окажись он обманщиком. А как у вас с лучами?

— Господин президент, мы тогда договорились о годичном сроке. С тех пор не прошло и полугода.

— Да, да, знаю… Но я тогда просил вас сократить срок. А теперь такие обстоятельства…

— Научная работа не может регулироваться случайными обстоятельствами.

— Понимаю… И все-таки… Неужели никак не раньше?

— Может быть, это было бы и возможно, если бы не вмешательство Реминдола, — решительно сказал Уайтхэч. — Я считаю своим долгом сказать вам об этом, господин президент, потому что сознаю серьезность положения…