«В результате семидневных ожесточенных боев по всей линии фронта план этот ныне потерпел полное крушение... 14 октября... нами разбиты три кавалерийские дивизии и две пехотные... Веденная в этот же день фронтальная атака на Каховский плацдарм тоже кончилась поражением противника. Несмотря на ввод в бой 12 танков, 14 бронемашин и тяжелой артиллерии, наши войска удар выдержали и, перейдя в контрнаступление, отбросили противника... Нами взято... около 20 орудий, 7 танков, много пулеметов...»

Как и рассчитывал Фрунзе, Врангель, не имея мощных резервов, захлебнулся в своем рывке. Красные войска перешли в контрнаступление по всему фронту. Измученные жестокими боями, красноармейцы упорно двигались вперед. Фрунзе, объезжая части, выступал на митингах, ободрял бойцов и командиров. Приехав в расположение 153-й бригады 51-й дивизии, Михаил Васильевич поблагодарил войска за безмерную доблесть и мужество, с которыми они отразили натиск лучших сил белой армии.

— Мы не только устояли под жестокими ударами, но и перешли в наступление,— говорил на митинге Фрунзе.— Но и этого еще недостаточно. Партия и весь народ начертали на своем знамени роковые для контрреволюции слова: «Помните о Врангеле! Смерть Врангелю!»

Над рядами разнеслось: «Смерть Врангелю!»

Михаил Васильевич, покидая 153-ю бригаду, обратил внимание на группу бойцов, что-то горячо обсуждавших. Фрунзе остановил автомобиль и подошел к бойцам.

— Здравствуйте, товарищи! О чем шумите, прямо как во французском парламенте?—улыбаясь, спросил он.

Увидев командующего фронтом, бойцы опешили и молча вытянулись. Фрунзе заметил на табурете исписанный лист бумаги. Один из бойцов, перехватив взгляд Михаила Васильевича, бойко доложил:

— Товарищ командующий, это мы письмо пишем барону Врангелю.

— Письмо Врангелю? — удивился Фрунзе. — А ну прочтите!

К месту, где Фрунзе разговаривал с бойцами, отовсюду стекались бойцы и командиры. Телефонист-разведчик Оленин взял исписанный лист и начал громко читать:

— «Его превосходительству генералу Врангелю.

Премного благодарны Вам, Ваше баронское превосходительство, за отпущенные 3 танка для Красной Армии (отбитые нами). Но у нас сейчас также не хватает годного транспорта. Поэтому будьте добры отпустить нам 6 броненосцев для форсирования по Черному морю. Правда, за них придется Вам Антанте пшеницей таврической платить, а ее у Вас и так немного, но мы уверены, что Вы нас порадуете, как-нибудь достанете. Для Вас это пустяки. Антанта Вам на слово верит. Поэтому мы льстим себя надеждой, что Вы не посмеете отказать в просьбе красных бойцов... На днях свидимся лично и тогда потолкуем, только, чур, не драпайте заранее».

Фрунзе расхохотался. Вокруг раздавались голоса:

— Правильно, Оленин! Посылай барону пашу депешу.

— А как же вы пошлете ее? — спросил Фрунзе у Оленина.

— Очень просто, товарищ командующий. В разведке я подбираюсь к их проводу, включаюсь и передаю как спешную телефонограмму. А там олухи царя небесного примут, да еще каждое слово переспросят. Повторите, кричат, ну, я повторю...

— Расскажи про экстренную телеграмму! — сказал кто-то из командиров.

— Это что я утром отправил? — переспросил Оленин. — Можно. Когда, значит, отступили они, товарищ командующий, то провод телефонный не свернули. Я включился, слышу — главный белый штаб приказывает что-то. Я и говорю им: прекратить разговоры! Принимайте спешную телеграмму барону Врангелю. Они отвечают: к приему готовы. Ну, я им продиктовал. У меня написано уже было вот это, — Оленин вытащил из кармана бумажку. — Прямо по-телеграфпому: Убегайте зпт гады зпт быстрее зпт я выработал для вас маршрут двтч Мелитополь тире Севастополь тире Константинополь тчк.

Фрунзе внимательно посмотрел на Оленина и сказал:

— Маршрут вы указали правильный...

16 октября штаб Фрунзе подвел итоги первого этапа военных операций. Враг от каховского плацдарма отброшен. 2-я белая армия генерала Драценко потерпела полное поражение. 1-я белая армия генерала Кутепова отступает с большими потерями. Столкновение белой и красной конницы в районе Шелохова закончилось разгромом белой конницы. В этом бою убит генерал Бабиев — командующий врангелевской кавалерией. Заменивший его генерал Науменко кратко рапортовал Врангелю: «Наша конница потеряла сердце».

Дальше Науменко показывает картину отступления белой армии.

«Войска отступали в паническом беспорядке, — сообщал он. — Командиры растерялись, распорядительности не было никакой. Каждую минуту нужно было ожидать, что следовавшая по пятам кавалерия противника бросится в атаку... Делается последняя попытка предупредить атаку. Красные и белые кавалеристы выхватывают шашки и уже бросаются друг на друга, но... в последний момент белые не выдерживают и бросаются обратно. За нами несется конница противника. Жуткий момент, особенно для пехоты. Целыми ротами, бросая винтовки, поднимая руки вверх, пехотинцы сдаются в плен. Большевики продолжают преследовать...

По дороге без остановки в три ряда двигалась лента людей, лошадей. Поломанные экипажи, орудия, пулеметы. Конница топтала пехоту. Пехота, прорываясь к переправам, старалась оттеснить конницу. А красные отрезали тыл...»

Такую уничтожающую оценку дал врангелевский генерал «решающему» и «молниеносному» наступлению Врангеля. С большими потерями в людях и технике врангелевцы в беспорядке отступили.

Беспощадными мерами Врангель старался призести в порядок потрепанные в боях части своей армии. Он не хотел признать, что разгром его войск на правом берегу, в районе Никополя и особенно в боях за каховский плацдарм,— начало катастрофы. Генерал Слащев, правая рука барона, отлично это понимал. В своей книге, вышедшей под громким названием «Требую суда общества и гласности», он пишет: «Я, Слащев, в период Каховской катастрофы указал Врангелю на угрожающее положение фронта. Врангель ответил в письме: «Дела наши на фронте с божьей помощью идут хорошо, и я не знаю, отчего Вы ими обеспокоены».