Шрифт:
Иногда вместе с понтонами приезжают делегации от заводов. В овраге Дубровского ручья проходят их беседы с нашими бойцами. Вопрос у рабочих прямой: «Пробьете дорогу к хлебу, или нам и детям нашим помирать?»
А дорогу эту уже пробивали дивизии 52-й армии под Малой Вишерой, продвигаясь по два километра в сутки. 4-я армия на тихвинском направлении стремилась зажать врага в бездорожных районах, окружить и уничтожить. Под Волховом 54-я армия отбивала атаки и тоже готовилась к наступлению.
Подготовка к решительному удару чувствуется и у Невской Дубровки. На Неву из-под Ораниенбаума переместился штаб 8-й армии. Для наступления с плацдарма командующий фронтом выделил три дивизии. Тем большее значение приобрела теперь переброска на левый берег тяжелых танков.
Штаб переправы на Неве пополнился двумя инженерами Краснознаменного Балтийского флота — А.Н. Кузьминым и В.В. Гречанным. Они руководят работами по вмораживанию тросов у бумажного комбината.
Все мы по-прежнему живем и работаем в маленькой землянке. В шутку говорим, что представляем теперь новый род войск — понтонно-метро-танко-эпроно-морской.
Работы идут полным ходом. Чтобы найти наименее поражаемое место для будущей трассы парома, С.И. Лисовский и И.Г. Зубков целые сутки просидели в воронках на берегу. Нанося на схему каждый разрыв снаряда, они определили сравнительно безопасную дорожку шириной в сто метров.
Понтонными батальонами, на которые ложится самая ответственная и опасная часть задачи, командуют старший лейтенант Е. Клим и капитан Н. Волгин.
Клим — худощавый, невысокого роста молодой человек с золотистым чубом на красивой голове. Волгин полностью оправдывает свою фамилию. Он широкий в лице, в плечах, в походке.
Наш расчет на изменение огневой обстановки пока оправдывается. Гитлеровцы усиленно обстреливают кромку льда в том месте, где готовится тяжелая переправа на тросах.
Люди трудятся днем и ночью, забывая о сне. У Евгения Клима совсем запали щеки, но глаза упрямы и злы. Он не хочет и не может спать. Четвертые сутки ходит под огнем, совершенно не оберегаясь.
Ранены Зубков и комиссар Куткин. Не тронуло еще Станислава Лисовского, хотя он с сентября безвыездно на переправах, все ночи проводит на постройке пристаней и оборке паромов.
На ледовой дороге из запланированных десяти километров троса уже растянуты два. Но осколки снарядов часто перебивают трос, и понтонеры ночами ползают по льду, сращивая его и укрывая снегом, даже простынями.
Ива« Г еоргиевич Зубков, которому осколочная рана не позволяет ходить, никак не соглашается лечь в госпиталь, а отсиживается в нашей землянке.
— Это и есть ваша саперная жизнь на войне? — спрашивает он, злясь, когда Волгин докладывает ему, что за ночь было тридцать пять порывов тросов.
— Не нравится? — спрашивает улыбаясь Лисовский. — Что же ты просился к нам в понтонеры?
— Я, Станислав Игнатьевич, не рассчитал. Никак не думал, что у вас надо уметь воду в решете носить, — парирует Зубков.
— Да ты не нервничай, — примирительно говорит Лисовский. — Ведь еще только пять месяцев войны прошло. На твой век боевых дел хватит.
— А ты десять лет, что ли, собираешься воевать?
— Не знаю, Иван Георгиевич. Но пока мы с тобой танки через Неву переправляем, а не через Одер или Эльбу...
Хладнокровие Лисовского и его упорство в работе всем нам хорошо известны. Мы с ним одногодки, но седины на коротко стриженной голове Станислава Игнатьевича значительно больше. Он — сын старого солдата, полного георгиевского кавалера, а какой-то клеветник в 1937 году «сделал» из него дворянского сына. И только на том основании, что Лисовский в детстве был принят в кадетский корпус за боевые заслуги отца. За шесть месяцев, пока разбирались с этой кляузой, Станиславу пришлось многое испытать.
«Военная косточка» у Лисовского дает себя знать постоянно. Он корректен, аккуратен. Кажется, все мы одинаково ложимся на землю под снарядами, но почему-то к нему меньше пристает грязь и липкая глина.
Зубков, хотя он и горяч, нетерпелив, а иногда просто грубоват, очень сдружился с Лисовским и называет его в шутку Станиславом Невско-Дубровскнм.
На погрузку первого танка Т-34 Иван Г еоргиевич все-таки приковылял, опираясь «а палку. В эту ночь нам совсем не хотелось, чтобы на Неве было очень тихо. Работа артиллерии заглушит шум переправы. Пусть противник ведет огонь, лишь бы не было прямого попадания в пристань, притаившуюся между двумя штабеля-ми старых дров.