Писали потом, что красные коня отобрали на второй же день.

С красными у нас потеряна связь. Где противник — неизвестно. После дневки в Тифлисской корпус вошел в станицу Ладожскую Екатерино-дарского отдела. Это была родина генералов Косинова, Растегаева131 и полковника Калугина132 — наших кавказцев — и моего друга полковника Сменова133. Она расположена на высоком плоскогорье, и Кубань протекает непосредственно внизу. 2-я дивизия расположилась в самой восточной стороне станицы, а штабу дивизии отведена квартира в доме станичного атамана, бывшего урядника Конвоя Его Величества. Хозяйство атамана хорошее, но не отличное. Скромная, молчаливая жена. Атамана мы не видим, так как он все время находится в станичном правлении.

Еду в штаб корпуса для ориентировки. Там вижу очень красивого старика генерала. У него роскошная седая борода, аккуратно подстриженная и поделенная на две стороны. Одет элегантно. На нем светлосерая черкеска на черном бешмете. На ногах мягкие хромовые сапоги. Оружие, кинжал и шашка в богатой серебряной оправе. Он так нарядно и аккуратно был одет, что если бы не седая борода или если бы не видеть его головы, то можно было подумать, что это сидит только что произведенный в офицеры юнкер.

Он был эластичен не только в своих манерах, но был эластичен и в разговоре. И сидит он на стуле легко, готовый быстро подняться с него в любой момент, в особенности на зов начальника или дамы. Вид его был таков, словно он собрался на бал и вот по пути заехал сюда, на военное совещание.

Тут же сидел начальник 4-й Кубанской дивизии полковник Хоранов, который, прищурившись по-горски и не снимая со своего лица какой-то странной, смущенной и слегка растерянной улыбки, говорил какие-то каламбуры, обращаясь то к генералу Науменко, то к этому генералу.

Говорилось об отступлении за Кубань и еще что-то. Потом генерал Науменко отпустил всех и посоветовал этому нарядному генералу вернуться в Екатеринодар, явиться в Войсковой штаб и «уже там все выяснить». А что «выяснить» — я не знал. Об этом разговор был, видимо, до моего прибытия.

— Полковник Елисеев, задержитесь здесь немного, — говорит мне генерал Науменко.

Мы едем верхом в станичное правление, откуда он хочет говорить с начальником Кубанского Войскового штаба. Мы там.

— Вы знаете, Елисеев, что случилось? — с улыбкой спрашивает он меня.

— Ничего не знаю, Ваше превосходительство, — отвечаю ему.

— Да вот этого генерала, Серафимовича134, прислал ко мне Войсковой штаб на должность начальника 4-й дивизии. И как нарочно, Хоранов был у меня. А Серафимович представился мне как уже начальник его дивизии. Вы разве не обратили внимания, какое выражение лица было у Хораныча? — говорит Науменко. — Но я решил оставить Хо-ранова в этой должности. И вот об этом буду говорить с начальником штаба Войска. И я хочу, чтобы Вы присутствовали.

— Но это еще не все, — продолжает он. — Вы видели когда-либо такую смелость — Хоранов не просит, а требует, чтобы я его представил в чин генерал-майора! Вы знаете, как он умеет к этому «подойти»? — возмущается он.

И тут же копирует слова Хоранова, с его осетинским акцентом, отчего нам обоим становится весело. А слова Хоранова были таковы:

— Ваше превосходительство, Вы знаете, что командир бригады уже должен быть генерал-майор?.. А я командую у Вас дивизией и все остаюсь в чине полковника.

У Хоранова, несмотря на его высшее образование, осетинский акцент все же оставался. Он, например, произносил «гэнэрал» вместо «генерал».

Произнеся целую тираду «слов Хоранова», Науменко спрашивает меня:

— Ну, как Вы думаете, Елисеев? Стоит ли представить его в генералы?

— Представьте, Ваше превосходительство. Он неплохой человек. Старый офицер. Мы отступаем. И все же он действительно начальник дивизии. И как-никак — он собрал казаков-кавказцев! — сказал я.

— Я и сам об этом так думал. И Вас спросил для проверки своих мыслей, так как Вы бывший его однополчанин и лучше его знаете, чем я, — закончил он.

В это время его вызвали к аппарату. После положенных приветствий и разговора Науменко поведал мне, что «по телефону штаб не хочет давать чин генерала, и предложили представить письменно. Вот-то Хо-раныч будет рад», — сообщил он.

Положение на фронте

От станицы Казанской и до станицы Ладожской наш корпус отходил без боев.

В книге «Разгром белогвардейских войск Деникина» указано, что «против 2-го Кубанского конного корпуса генерала Науменко, начиная от Маныча с самого начала февраля 1920 года, действовали: 32-я, 39-я стрелковые дивизии и Отдельная кавалерийская бригада Курышка (трехполкового состава. — Ф. Е.)»133. Но о том, что обе эти дивизии были полностью разгромлены и захвачены Лабинцами у хутора Лосева и станицы Дмитриевской, ничего не сказано.

Далее пишется: «Если раньше 10-я Армия предполагала нанести удар четырьмя дивизиями на Екатеринодар, то теперь эти дивизии назначались для захвата района станиц Петропавловская, Курганная, а правофланговым соединениям — приказывалось овладеть районом Екатеринодара».

«Конная армия Буденного, с приданным в ее состав 2-м Конным корпусом 10-й Армии — нанести удар в районе станицы Аеушковской и, оказывая содействие 10-й Армии — двинуться в район Усть-Лабин-ской станицы и Ладожской, и овладеть районом Белореченской»136.