Шрифт:
– Тони, я люблю Макдональдс, - мямлит Лили и откусывает очередной большой кусок.
– Сейчас я тоже люблю Макдональдс, да я вообще люблю жизнь, особенно сегодня. Все за нас - победа в номинации, победа Реал Мадрида над Манчестером Юнайтед, утихомирившийся Ромеро...
Пару часов назад команда Тони уселась смотреть матч, который они обещали друг другу не пропустить. Менеджеру отеля пришлось уступить просьбе представителей съемочных групп, поселившихся в отеле, и простить ребятам, орущим нечленораздельные слова после победы их любимого клуба, шум, который мешал всем остальным на этаже. Лили никогда не забудет этот момент: себя, с повязкой клуба на голове, Тони и Ромеро, сидящих в фирменных мадридистских формах, кучу еды, купленной из ближайшего супер-маркета, Ромеро, прыгающего на диване от счастья, Тони, орущего испанские народные песни, он немного выпил, звонок своей матери с поздравлениями, статуэтку Морриса Джордана, на ней живого места от поцелуев не осталось, как на статуе Будды, поздравления от сестры, головную боль, видимо слишком переволновалась за вечер, разговор с счастливой несмотря ни на что Мирандой. И вот это - ужин звезд в Макдональдсе, грандиозное празднование победы, пиршество, устроенное ими же в честь себя, главной целью которого было утолить голод.
– Удивительно все это, да, Лили?
– Да.
– Голова прошла?
– Немного, думаю, я просто была слишком голодна.
– Теперь проблема решена.
– Точно. Нужно выспаться.
– И есть не помешает, ты стала очень мало есть с самого начала съемок, похудела, теперь похожа на пацаненка.
– А кто я, если не пацаненок?
– Ты мой пацан, Лили, чтобы я делал без тебя.
– Как что? Нашел бы другую Лили.
– Не-е-е-е, ты одна такая, больная на голову и неповторимая в этом роде.
– Иди ты, - Лили прыскает на Тони кетчуп из маленького пакетика.
– У моего прадеда чуть инфаркт не случился, когда он узнал про премию.
– Ой, Тони, - Лили сдерживает первый порыв рассмеяться, - как он сейчас?
– Выдержал удар, оправился, приходит в себя; говорят, теперь если спит, то только с улыбкой на губах.
– Ты поедешь навестить прадеда?
– Обязательно, сразу после премии, отпрошусь в деканате.
– Ой, да что там отпрашиваться, я тебя умоляю, они теперь на тебя молятся, ты нашему университету принес такую популярность. Отныне тебе будет прощаться все, Антонио-Его-Величество-Альварес!
– А про себя что умалчиваешь, дура моя?
– В смысле?
– Ты что поделывать будешь, мой звездный сценарист?
– Домой на каникулы поеду, там посмотрим, надо еще один год доучиться.
– Как твоя мама?
– Приходит в себя после развода с отцом.
– Ты говорила с ним после премии?
– Нет, мы поссорились, не думаю, что после этого я смогу с ним общаться, по крайней мере, в первое время мне будет очень тяжело, так что мне не нужно этого делать.
– А как тогда?
– Не знаю, Тони, если бы кто-нибудь несколько лет назад сказал мне, что мои родители разведутся накануне моего отъезда за границу, если бы мне сказали, что я буду разговаривать об их разрыве с испанским режиссером по имени Антонио, я бы никогда не поверила в это.
– Я пока что только учусь, я не режиссер.
– Кончай с этим, скромняк.
– Такое слово точно есть?
– Хер с ним, будем считать, что его сегодня придумали.
– Лили, с твоими родителями все будет в порядке.
– Нет. Теперь нужно говорить 'с твоей мамой и с твоим отцом'. Все, больше нет этого дружеского союза под названием 'родители'.
– Даже если они будут жить в разных точках мира, они останутся твоими родителями.
– Мой родитель, равно как и воспитатель - это моя мать.
– Зачем ты так?
– Ты не знаешь моего отца, Тони, и я тоже не знала, пока не увидела, как он себя начал вести, когда мать заявила, что уходит от него.
– Ладно, если не хочешь посвящать меня во все в это, можешь не рассказывать...
– Единственное, что их объединяло, это неуверенность во мне, в моих стремлениях, в моих детских заявлениях, что я смогу, что у меня получится что-нибудь с этим сделать, понимаешь?
– Ты имеешь в виду сценаристику?
– Да. Мать жгла мою писанину, как только я начала этим заниматься, я писала втихомолку и прятала листки в батарее, что только не делала, чтобы они это не увидели. Они считали меня ненормальной. Сейчас я вспоминаю все это с улыбкой, раньше я рыдала.
– Ты понимаешь, что они хотели как лучше?
– Бла-бла-бла, хотеть одно, слушать и стараться понять, что такое твой ребенок, это другое, Тони.
– В тебе до сих пор сидит детская обида.
– Это не обида, это констатация фактов, рассказы из детства. Но знаешь, я даже рада, что они расстались.
– Почему?
– Потому что не могла мама с ним, они друг друга не переносили. Поразительно, как долго могут жить друг с другом люди, которым создай ситуацию - они друг друга распотрошат, да еще с таким удовольствием, смакуя каждую секунду, каждое грязное слово, сказанное в адрес другого.