Шрифт:
– Итак, Мэнолито едет в Америку, хоть и принял это решение, скрипя сердцем.
– Да, едет наш бедный зареванный Мэно в Америку, совершенно один, совершенно молодой, ему около двадцати, не больше, у него нет опыта в работе, ну разве что работу в поле можно считать полезным опытом, в кармане у Мэно не больше 50 долларов - то, что удалось накопить семье и соседям, провожающим мальчика в другую страну. В портфеле у нашего парня чертежи, рисунки, наброски, этюды, все то, что он старательно берег, рисовал, копил для Америки, словно она - девушка, перед которой он хочет похвастаться на первом свидании. Только вот особа эта так поражает нашего влюбленного в первый день встречи, что он не понимает абсолютно ничего, и приходит в себя только на третий день. Прозрение, осознание того, что он теперь здесь, в другой стране, совершенно один, приносит ему такое горе, что Мэно разражается безудержными рыданиями и собирает обратно свой чемодан, твердо решив, больше никогда не покидать родительский дом и свою любимую Испанию.
– Скажи мне, пожалуйста, ты решила создать его испанцем после того, что случилось с твоей мамой, или ты так придумала без повода?
– Задолго до переезда, если честно, я всегда знала, что именно так и случится, когда она развелась с отцом, я сразу представила себе эту картину, ну да это другая история, мне нужно продолжить рассказ о Мэнолито.
4
– Сегодня я собираюсь на тусовку. Меня позвали друзья друзей некоего Джека Доссена.
– О Боже, кто это? Что за имя?
– Нормальное имя, не знаю, кто это, хотя нет, вру, знаю, вот только видела пару раз, он такой...знаешь, ну видно, что непростой парень.
– В каком смысле?
Лилиан стоит, натянув одну штанину, и запрокинув голову назад, пытаясь найти нужные слова для описания Джека Ричарда Доссена - сына Стивена Ричарда Доссена, владельца сети торговых центров, ювелирных магазинов и отелей в Торонто, который, увидев через три часа на вечеринке в своем доме Миранду Монше, решит выбрать именно ее в качестве жертвы для эксперимента, придуманного им на следующие два года обучения в магистратуре. Материал этого эксперимента войдет в магистерскую работу Джека, которую он зачитает на всеобщей конференции в июне 2014 года, и, что станет загадкой для всего преподавательского состава университета, не закончит, решив сжечь ее 11 дней спустя.
– Помнишь Колтона Хейнса? Ну или Ченнинга Татума? Вот он такой же - красивый, но до тошноты, мне не нравится такая красота, чисто американская, безупречная, с идеальными квадратными скулами, нарисованными губами, в общем, красавчик, мажор, мальчик колокольчик, папина гордость, мамина отрада, по-моему, единственный ребенок в семье, а, нет, у него есть сестра, гнида, от нее лучше держаться подальше. Если этот валет прячет все свои намерения далеко в карманы, сестрица, в отличие от брата, то ли в силу тупости, то ли в силу наглости, все показывает сразу. Тоже красивая до жути, от головы до пят американская, она даже жвачку жует, как истинная американка.
– Чем тебе так не угодили эти американцы?
– Да ничем, ровным счетом ничем, честное слово, я тебе не лгу. Просто, я очень остро чувствую различие, чувствую себя, стоящую особняком, не слышу и не вижу себя рядом с ними, ну... рядом с ней точно. Они неплохие и нехорошие, просто другие, это прилагательное очень хорошо показывает весь спектр чувств, которые я к ним испытываю - другое, вот и все. Я не то, чтобы мучаюсь здесь среди них, нет, мне даже, знаешь, приятно, что я стала более или менее самостоятельной, приятно жить взрослой жизнью, вертеться в тусовке творческих людей, чему-то учится у них...
– Себе не ври, и мне тоже, ты ни с кем не общаешься.
Лилиан перестает разбирать пряди черных волос и ошарашенно поворачивает голову назад, в сторону пустого кресла в углу комнаты. Некоторое время она стоит молча, с удивлением и презрением глядя в середину кресла, затем ее взгляд меняется - ее губы дергаются в себя-жалящей улыбке, а глаза опускаются в пол, это ее выражение лица весьма показательно: так Лилиан реагирует, когда во время приятного и ничего не сулящего разговора, ей внезапно бьют правдой по лицу. Она медленно поворачивает голову обратно к зеркалу и сужает глаза, сосредоточенно расправляя волнистые пряди волос. Осознание реальности настигает все ее существо с такой силой, что ей становится стыдно. Так часто происходит, когда Лилиан, отговорив добрую порцию разговоров со своим несуществующим другом, вдруг понимает, что на самом деле она одна; как это происходит, Лили не известно, у нее создается впечатление, будто некая третья сила приходит к ней и к ее другу, и сдирает занавес, открывает форточки и двери, показывая своим огромным острым пальцем в сторону места, где некогда был друг Лили, а теперь его нет, она будто макает ее лицо в субстанцию пустой правды - вот с чем ты разговариваешь, вот, с воздухом, ни с кем.
Через полтора часа готовая к вечеринке Лилиан садится в машину Этьена Тюдора, французского студента, учащегося на факультете живописи, Этьен смог купить Богом уцелевшее после сотни хозяев, полудохлое железо, и с радостью подбрасывает Лилиан и других своих знакомых, не спрашивая при этом деньги на бензин (отличительная черта только что приехавшего в США скромного европейца, которому, в скором времени надоест быть водилой для всех за бесплатное 'merci', и который станет спрашивать на бензин ближе к выпуску из университета, растрачивая эти деньги на травку и дорогие игровые приставки) .
Через час ( особняк родителей Джека находится далеко от студенческого кампуса) они подъезжают к массивным черным воротам, отделанным в стиле барокко, за которым видно замко-образное чудище с зажжённым во всех комнатах светом - это судьбоносное для Лилиан место, через два часа в нем совершится знакомство четырех людей с разных концов света, которое в дальнейшем перельется в ссору с требованием помощи в поисках одного из них, нервным срывом, за которым последует инфаркт, спасением одной жизни, прошением прощения, и, через четыре года, попыткой возобновления отношений двух из этой роковой четверки.