Тохтамыш утвердился на левом берегу Волги, однако, как и в первый свой приезд в Сарай в 1376 году, Тохтамыш не чувствовал себя способным одержать победу над Мамаем в открытом бою. Он, видимо, осторожно выжидал результата намечавшегося столкновения Мамая с вооруженными силами Дмитрия Ивановича московского. Исход этого столкновения должен был определить дальнейшую линию поведения пришельца из среднеазиатской Орды. Кроме того, следует иметь в виду, что тогда испортились отношения между Тохтамышем и его могущественным покровителем Тимуром. Тимур увидел, что Тохтамыш не торопится выразить ему покорность. И выжидал, когда один владыка Джучиева улуса поглотит другого.

Расстановка сил на огромных просторах Восточной Европы, в Поволжье и в Средней Азии слагалась вне зависимости от Дмитрия Ивановича и его ближайшего окружения. Заслуга московского князя в том, что он сумел оценить все выгоды момента и смело воспользовался благоприятными обстоятельствами, не помедлив, не потеряв времени на колебания.

О том, что наступил год давно ожидаемого столкновения, стало ясно с весны. Как только сошел снег, кочевья Орды начали сдвигаться к Дону. Определилось и место, к которому они собирались: на реке Воронеж при ее впадении в Дон.

Летописцы не сообщают, откуда они черпали сведения о том, что происходило в Орде, но всякие внутренние события при ханском дворе незамедлительно попадали на страницы летописей. Это дает нам основание полагать, что Москва имела в Орде свои глаза и уши.

Сквозь Орду по Волге ходили русские купцы, в Орде было немало христиан, имелись и русские церкви с русскими священниками, и православная епископия в Сарае. Известно, что многие жены ханов и эмиров исповедовали христианство, в Орде жили русские рабы и русские ремесленники, навещали ордынские кочевья русские монахи. Все эти люди, кто из приверженности к православной вере, кто из ненависти к ордынским владыкам, кто из желания помочь московскому князю одолеть Орду и сбросить ее иго, разными путями доводили до Москвы сведения о том, что делается в Орде.

С той поры как ислам начал теснить Византийскую империю, вся ее разветвленная агентура доносила об ордынских делах в Константинополь, а патриарх извещал о них митрополита в Москве.

Прежде чем тронулся лед на Волге, в Москве знали о расстановке сил в Орде, обо всем, что касалось взаимоотношений и соперничества между Мамаем, Тохтамышем и Тимуром.

Когда тронулся лед на Волге, очистились степи от снега и кочевья двинулись к Дону, отправились в путь по рекам и русские воины, которых Дмитрий собирал для решающей битвы с Ордой. К Москве по рекам плыли лодки, струги и ушкуи с дружинами из далеких княжеств, плыли городовые полки с озера Кубенского, из Устюжны, из Белоозера, из Ярославля, из Костромы.

Наивно было бы полагать, что клич к ополчению был кликнут князем лишь после того, как пришло в Москву известие с приграничной с Ордой стороны о сборе Мамаева войска под Воронежем. По дальним городам и весям не успели бы разнести сигнал о сборе ополчения.

Здесь нет нужды перечислять имена всех князей и бояр, чьи дружины явились на зов Дмитрия Ивановича. Каждое имя рассмотрено в историографии, взвешены реалии участия каждого в битве. Но вместе с тем обнаружилось, что много позже были и подтасовки. Многим видным политическим и церковным деятелям послекуликовской поры хотелось видеть себя активными участниками сражения на Дону в 1380 году. Важнее здесь отметить другое: кто из князей и какие города не выставили своих войск на Куликово поле?

Этот список короток, но очень важен, чтобы еще раз оценить чисто военный аспект Куликовской битвы.

Не послали своих войск: князь Михаил тверской, Смоленское княжество, Олег рязанский и Новгород. Обычно это трактуется как нежелание Михаила поддержать св, оего соперника, враждой смоленских князей к Москве, изменой Олега рязанского и желанием новгородской боярской олигархии остаться нейтральной.

О позиции Олега рязанского сказано достаточно. Добавим, что его дружина важнее была в тылу московского войска как противовес Ягайлу, чем в рядах обученного взаимодействию профессионального войска Москвы.

Если бы Дмитрий Иванович рассчитывал только на количество воинов, может, и появились бы в боевых рядах и смоляне, и тверичане, и рязанцы, и новгородцы. Но он делал ставку на победу не численным перевесом, а боевым искусством. Дружины и городовые полки, не приученные к взаимодействию с основными его полками, к действию на поле боя в строю, как одна рука, ему просто-напросто были не нужны.

Мы имеем возможность более или менее точно обозначить костяк московского войска, его главные городовые полки пеших воинов. Это московский, переяславский, коломенский, белоозерский, устюжский, костромской, ярославский, угличский, дмитровский.