Лондонская газета «Пикчер пост» писала однажды о де Голле, что «его честолюбие сильнее его самого». Оно сквозит во всех его разговорах. «Вождям, - утверждал он, - следовало бы использовать свое воображение, свою проницательность, свою решительность лишь для своей собственной выгоды и с единственной целью стать более сильными и свободными».

Уже в его книге «На острие шпаги» мы читаем: «Те, кто совершают что-либо великое, должны уметь перешагнуть через видимость ложной дисциплины».

Демократ должен был бы написать: «Те, кто совершают что-либо справедливое». Ради справедливости, ради родины перешагнули через видимость ложной дисциплины Золя и Пикар во времена процесса Дрейфуса и лишь недавно - макизары 1 и все участники движения сопротивления. И всегда были выше видимости ложной дисциплины революционеры всех времен

Так, «перешагнув через видимость ложной дисциплины», офицер-механик Андре Марта на Черном море, рискуя жизнью, отказался принять участие в войне, которую французское правительство начало без объявления и где противником была та молодая Советская Республика, которую де Голль впоследствии лицемерно назвал «нашим естественным союзником».

Андре Марти спас своим поступком честь французского флота и будущность франко-советской дружбы.

Да, иногда бывает необходимо перешагнуть через видимость ложной дисциплины.

Можно было бы отдать должное де Голлю за то, что он, не дожидаясь подписания перемирия, которое каза1 Партизаны и другие участники работы в подполье. Маки- заросли, в которых скрывались от преследования оккупантов; в широком смысле - подполье Макизар - производное от этого слова. (Прим. ред).

47

лось ему гибельным, бежал в Англию, не стесняя себя соблюдением формальной дисциплины. Но этим жестом, выдвинувшим почти неизвестного теоретика танковой войны на первый план, де Голль удовлетворил два совершенно противоположных патриотизму чувства желание совершить «что-либо великое» и то стремление к власти, которое он сам рекомендовал «честолюбцам первого ранга».

Таков человек, который, благодаря исключительному сплетению обстоятельств, оказался во главе движения «свободных французов» и, в конце концов,- во главе правительства восстановленной Французской республики

ГЛАВА III

*

ИЮНЬ 1940 г

6 июня 1940 г Поль Рейно вызвал в Париж де Голля, представленного ему несколько лет назад щеголеватым Палевским. Де Голль в это время командовал 4-й бронетанковой дивизией Он вступил в состав правительства в качестве заместителя министра национальной обороны. Он заседал вместе с предателями, введенными в состав правительства Полем Рейно Некоторые из них, как Бодуэн и Бутилье, были просто ставленниками Рейно, другие - инициаторами заговора, как Петэн и его будущие помощники Ибарнегарэ, Пруво, Фроссар.

Фактически большую часть своего десятидневного пребывания на посту заместителя министра генерал де Голль провел в Лондоне Он отправился туда 8 июня и возвратился обратно 15-го, он снова летит туда 17-го, на том самом самолете, который доставил его накануне в Бордо, и на сей раз окончательно. Его роль сводилась к обеспечению контакта между французским правительством и Черчиллем

Именно он передал 15 июня по телефону из Лондона сенсационную новость о предложении Черчилля.

Разбитой и обреченной на оккупацию Франции Англия предложила.. «единое гражданство», «неразрывный союз» «Отныне, - уточнил Черчилль-Франция и Великобритания будут представлять не две различные нации, а одну единую нацию»

От этого предложения Поль Рейно пришел в восторг «Оно подействовало на него, как укрепляющее средство»,- утверждал потом британский посол во Франции

Поражение Франции было фактом Предательство и капитулянтская политика предыдущих лет, от испанской войны и аншлюса до Мюнхена и «странной войны»,

49

нашли свое логическое завершение в приходе к власти, в результате катастрофы и с одобрения врага, Петэна и его сообщников-кагуляров: Метэнье, Лустано-Лако, Делонкля и многих других, а также немецких шпионов Абеца и де Бринона 1.

Вся надежда униженной, преданной, порабощенной страны, предательски разделенной на части Даладье и Рейно, была в ее народе, в сопротивлении врагу на родной земле; она покоилась на подготовке и развертывании грядущего народного восстания.

26 января 1940 г. генерал де Голль писал в меморандуме, направленном генералам Вейгану, Гамелену, Жоржу, а также Даладье и Рейно.

«Те же военные учреждения, которые 7 марта 1936 г. вынудили нас к неподвижности, которые во время аннексии Австрии Германией обрекали нас на полную инертность, которые в сентябре 1938 г. заставили нас бросить чехов на произвол судьбы, в сентябре минувшего года заставили нас созерцать издали германское вторжение в Польшу».

Легче всего валить все на «военные учреждения» Этим самым де Голль пытался предоставить алиби Сарро за события 7 марта 1936 г.2, Шотану - за аншлюсс, Даладье - за Мюнхен и последующую «странную вой ну». Это могло только порадовать тех, к кому обращался генерал де Голль в своем меморандуме.

Общеизвестно, однако, что Нюрнбергский процесс полностью опроверг это «объяснение» генерала де Голля.

Ни 7 марта 1936 г., ни во времена аншлюсса, ни во времена Мюнхена Гитлер не был еще готов оказать воен1 О Метэнье, Лустано-Лако и Делонкле - см. стр. 69 и 70.