Марьям пригласили в дом, где ей уже была приготовлена койка.

–  Мы вас поселим вместе с нашей врачихой, - сказал ей по дороге комендант штаба, пожилой подполковник, едва заметно хромавший на левую, очевидно раненную, ногу.
– Женщина она суровая, но молодежь любит. Вы с ней будьте поласковей…

Марьям улыбнулась. В тоне ее провожатого было что-то отеческое, наставительное, но к кому оно относилось, к ней или к врачихе, Марьям так и не поняла. Впрочем, это и не имело значения.

–  Сюда, сюда, девушка!

Вслед за подполковником Марьям поднялась на крыльцо небольшого старого дома, прошла низкие темные сенцы и вступила в маленькую комнатку.

–  Прошу, как говорится, любить и жаловать, - прогудел подполковник, останавливаясь посредине комнаты.
– Вот ваши апартаменты. Познакомьтесь, это майор Ольга Михайловна. Так сказать, наш штабной костоправ…

Навстречу Марьям с табуретки поднялась стройная моложавая женщина с темными глазами, которые смотрели удивительно мягко и приветливо. Она протянула Марьям руку:

–  Здравствуйте! А я вас жду с утра. Мне говорят - будет гостья… Молоденькая и хорошенькая…

–  Как видите, мы вас не обманули, - сказал подполковник и козырнул Марьям.
– Ну, счастливо оставаться. Приятно побеседовать! А у меня еще дела!

Он шумно вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Оставшись наедине с незнакомой женщиной, Марьям вдруг смутилась. Она поставила чемодан посредине комнаты и опустилась на край табуретки так, словно должна была быстро уйти.

Но через несколько минут она уже весело смеялась. «Суровая врачиха» оказалась женщиной общительной, с юмором. Она рассказала занятную историю об этом самом коменданте штаба, который однажды решил проверить бдительность охраны, а в результате минут сорок лежал посредине огромной лужи, куда, невдалеке от своего поста, его уложил бдительный часовой. А так как часовой разгадал немудреную хитрость коменданта, то и не торопился с вызовом начальника караула.

Комната, где поселилась Марьям, была небольшой, с одним оконцем, по бокам которого вдоль стен стояли койки, застланные зелеными ворсистыми одеялами. Поближе к окну был придвинут небольшой стол, покрытый белой скатеркой, а на нем в стеклянном графине рдели ветки спелой рябины. И оттого что в комнате было чисто и прибрано с той тщательностью, в которой чувствовались женские руки, Марьям как-то быстро расположилась к своей новой знакомой.

Ольга Михайловна согрела чайник, и скоро они беседовали о жизни, попивая горячий чаек из больших эмалированных кружек. У Ольги Михайловны нашлись конфеты, а Марьям достала баночку с вишневым вареньем, которую на всякий случай захватила с собой.

Марьям рассказывала ей о своем детстве, о матери, о жизни на заводе, не говорила только о Феде. А именно о нем ей и хотелось говорить. С того момента, как возникла надежда, что его можно найти, она вся внутренне напряглась. Не забудет ли майор навести справку, а если наведет, то знает ли, где ее найти? Если бы она могла, то побежала бы сама искать адъютанта. Как только за окном кто-нибудь проходил, Марьям быстро поворачивала голову, а однажды человек прошел быстро, и она невольно привстала, чтобы его рассмотреть.

–  Вы кого-нибудь ждете?
– спросила Ольга Михайловна, удивленно взглянув на Марьям.

–  Нет, нет, - быстро ответила она, - просто мне показалось, что прошел один из наших.

Ольга Михайловна много расспрашивала ее, но почти ничего не говорила о себе. Однако Марьям заметила на подоконнике, рядом с ее койкой, портрет красивого молодого парня лет двадцати. Он был чем-то неуловимо похож на Ольгу Михайловну, а непокорно свисающим на лоб светлым вихром напоминал Федю.

–  Это ваш брат?
– спросила Марьям, беря портрет в руки.

Ольга Михайловна помедлила с ответом.

–  Это мой сын Валька, - сказала она.

–  Ваш сын!.. Такой большой!
– удивилась Марьям.

–  Да, такой большой!
– улыбнулась Ольга Михайловна.
– Не хотела признаваться, да не могу.

–  А где он?

–  Здесь на фронте… Уже танкист…

–  Танкист?!
– Марьям с новым любопытством стала рассматривать фотографию.

Валька был изображен на ней в пиджаке и в белой рубашке без галстука, с расстегнутым воротом. У него было такое юное лицо, что трудно было представить, каков этот мальчик в военной форме.

Ольга Михайловна взяла фотографию из рук Марьям и поставила ее на место.

–  Это все мое богатство.

–  А где ваш муж?
– спросила Марьям. Ей казалось, что у этой женщины должен быть хороший и тоже красивый муж. Такая женщина не может быть несчастлива.

–  Он тоже на фронте, - сказала Ольга Михайловна.

–  И вы получаете от него письма?

–  Изредка получаю, - кивнула она.

–  Он вас, наверно, очень любит.

Ольга Михайловна заглянула в ее чашку.

–  Дайте-ка я вам налью, Марьям. Хотите сгущенного молока?