Шрифт:
– Меня здесь скоро не будет, учти, – глухо сказал Вадим. – Так что ни к чему это.
– А с собой возьми! – тянулась к нему Тонька. – Я за тобой хоть на край света.
– Я жениться пока не собираюсь. А ты, может, за какого–нибудь купца заезжего выскочишь, в шелках да соболях ходить станешь.
– Только ты мой желанный, мой ненаглядный, – шептала она горячо и тут обвила его шею руками.
– С ума сошла… дуреха… – выдавил он последнее и, теряя самообладание, бросил ее на траву.
Все произошло слишком поспешно и бестолково. Но Тонька выглядела счастливой. Вадим же чувствовал одну лишь пустоту и досаду. Хмель уже прошел, и все больше накатывалась волна презрения к самому себе. Как он мог так легко поддаться искушению? А Тонька тоже хороша – потащила в кусты пьяного мужика, глупая гусыня, на что рассчитывала? А Сияна? Как он теперь посмотрит ей в глаза? А он, нашел время развлекаться, будто у него сейчас нет других дел! Может, Георагзис напрасно на него понадеялся, и надо было выбрать кого–то другого для спасения человечества? Как теперь вернуться? Просто взять и исчезнуть, ничего не объясняя и не прощаясь? Вот так бросить Тоньку на этой поляне у обрыва и смыться? А потом всю жизнь считать себя мерзавцем и негодяем?
Тонька все поняла по его лицу. Она не стала выть и биться головой о землю, цепляться за его ноги, умоляя не бросать ее. Только встала слишком резко, до хруста в коленках, и скрылась в зарослях, оглянувшись на миг в последний раз. И в глазах ее не было осуждения и упрека, нет, они говорили о всепрощении. Это было невыносимо!
Вадим поднялся, стряхнул с колен приставшие травинки. Все, пора. Он должен выполнить свою миссию. С Талариусом должно быть покончено. А Тонька… сама виновата. Переживет.
И тут он услышал чьи–то легкие быстрые шаги, чье–то прерывистое дыхание. Конечно, это Тонька, кто же еще! Не выдержала, вернулась! Теперь прощайся с ней целую вечность со слезами и уговорами. Нет уж, увольте!
Вадим в раздражении вскинул руку с браслетом, чтобы тут же исчезнуть. Но что–то в последний момент заставило его обернуться.
– Сияна?!
Ее лицо было совсем белым. Рывком тяжело преодолев последние шаги, она упала бы, не подхвати ее Вадим.
– Что случилось, Сияна?
– Я боялась… что не успею… Матвей не отпускал… Степан его задержал… Мне трудно, я не привыкла бегать…
– Но зачем ты бежала?
Сияна отдышалась и села в траву.
– Боялась тебя не застать. Ты должен забрать меня отсюда, Вадим. Я здесь долго не протяну. Не оставляй меня здесь!
– Успокойся. Я скоро вернусь за тобой. Подожди меня здесь. А мне надо торопиться. Я должен успеть к моменту исчезновения вашей экспедиции, чтобы не получилось еще одного «Тунгусского метеорита».
– А если ты не успеешь? Ты погибнешь от взрыва.
– Должен успеть. У меня же браслет.
– Ты один не справишься с Талариусом. Ты должен взять меня с собой! – Сияна вскочила и схватила его за руку.
– Нет! – Вадим резко отпрянул он нее, чтобы Сияна не попала под действие браслета, да и чтобы не дать себя уговорить. – Ты… слишком много значить для меня, чтобы тобой рисковать.
И тут же, боясь потерять решимость от ее испуганных, умоляющих глаз, нажал на браслете кнопку перемещения в пространстве, чтобы очутиться в очаге «Тунгусского метеорита».
Часть 4. Меч карающий
Глава 1
Главного пульта больше не было. Все было исковеркано и оплавлено. С минуту Вадим тупо смотрел на это зрелище. Потом начал истерически хохотать. Все оказалось так просто! Прыжок в прошлое конечно же вызвал взрыв. Удирая от Жессиви, в спешке, в панике, Вадим совсем забыл наставления Георагзиса насчет какого–то там специального бункера. И он добился того, что не вышло у Сияны – взорвал это пульт ко всем чертям! Пол–стены как не бывало. Уж теперь–то ГИК должен быть уничтожен – вон какая яма, целый кратер! Талариус наверняка гораздо глубже, но теперь ясно, как надо действовать. Заодно избавился от этого выродка Жессиви.
Надо найти Георагзиса. Но где его искать? Надо хотя бы проникнуть за стену, а там видно будет.
Вадим нажал на браслете кнопку и оказался за стеной. Он считал, что теперь будет на свободе и сможет идти куда захочет. Но он заблуждался.
Он очутился в огромном, как стадион, зале с высоченным, теряющемся в дымке потолком. Пол колыхался под ногами, плыл и вибрировал. На его зеркальной поверхности играли блики, радужные всполохи, проскакивали цветные искры. Создавался эффект непрерывного движения, и в то же время все вновь возвращалось, как в неспокойной воде. Звуки же, нереальное и искаженные как бы движением самого пространства, дробились на бесконечные отголоски эха.