–  Да, госпожа.

–  Тогда свободны.

Девчонки, не заставляя себя долго упрашивать, поспешили прочь, бросая в мою сторону злобные взгляды и возмущенно шушукаясь. Определенно, в высоком социальном положении есть свои плюсы.

–  Жестко, – с насмешливым уважением прокомментировал Женя. – Ревнуешь?

–  Ничуть, – не моргнув глазом, соврала я. – Спасаю парня от сексуальной агрессии.

–  Ну-ну, – хмыкнул Женька. – Сдается мне, немного сексуальной агрессии ему не повредит. Тебе, кстати, тоже.

–  Ммм… Это предложение? – заинтересованно спросила я.

Он обнял меня за шею, и на пару секунд – пока его голова медленно наклонялась к моей – я поверила, что он скажет "Да". Разгоряченное хмельными парами воображение уже успело нарисовать соблазнительную картинку. Но Женька, почти касаясь губами уха, проникновенно шепнул:

–  Это совет.

Я разочарованно вздохнула. Ну и кто он после этого?

***

Южная ночь раскинула над побережьем черное бархатное покрывало. С моря дул влажный ветер – он не приносил прохлады, но вдыхать его терпкий соленый аромат все равно было приятно. Волны набегали на песок, облизывали наши босые ноги и с шумом откатывались обратно. Где-то далеко позади, почти за пределом слышимости, продолжалось веселье – после ухода Вереска его место заняли два местных паренька со свирелью и каким-то незатейливым струнным инструментом наподобие балалайки – но здесь, на берегу, только плеск воды да стрекот цикад нарушали тишину.

Я искоса посмотрела на Вереска. Его лицо было спокойным и почти по-человечески умиротворенным – у эльфов такого не бывает. Интересно, о чем он сейчас думает?

–  Женька сказал, сельские жители верят в то, что эльфийские барды могут колдовать при помощи музыки. Знаете, я их понимаю. Я бы тоже хотела так петь… – Я сделала паузу, ожидая ответа, но мой спутник молчал. – Занятная штука эта генетика. Мой папа был гениальным ученым, мама волшебно пела. А на мне природа, похоже, решила капитально выспаться.

–  Вы к себе несправедливы, – спокойно заметил Вереск. – Я слышал, как вы поете…

–  Где?!! Я никогда не пою на людях!

–  Юлия, у меня очень чувствительный слух, а вы обитаете за стенкой.

–  Черт, вот позорище, – пробурчала я, чувствуя, как кровь приливает к щекам. – Могли бы предупредить.

–  У вас очень приятный голос, – продолжил Вереск, игнорируя мое бормотание. – Но над ним нужно работать. Если хотите, я могу познакомить вас с хорошим преподавателем вокала.

–  Да ну, – я безнадежно махнула рукой. – Толку-то? Мне медведь на ухо наступил.

–  Медведь? На ухо? – Вереск остановился и с удивлением уставился на меня. – В каком смысле?

–  Ну, это идиома такая. У нас так говорят про людей, у которых нет слуха.

–  Забавно. У нас нет такого выражения. Есть противоположное по смыслу – про музыкально одаренных детей говорят "На него лютня упала".

–  О, ну в таком случае на вас, наверное, концертный рояль свалился.

–  Что такое "рояль"? Должно быть, что-то очень большое?

–  Угу. Особенно концертный.

–  Я так и подумал. Нет, рояль на меня не падал. А вот лютней по спине доводилось получать, и не раз.

–  Страсти какие, – содрогнулась я, живо представив себе эту картинку. – Кто это вас так… любил?

–  Отчим. Граф белль Гьерра полагал, что бренчание на лютне недостойно настоящего воина, каким должен быть единственный наследник графства. И только в четырнадцать лет, когда я продемонстрировал блестящие успехи в фехтовании, одолев его в тренировочном поединке, мне было позволено учиться музыке – и то с условием, чтобы он этого не видел и не слышал.

–  Да, детство у вас не задалось, – посочувствовала я. – Дедуля пытается угробить, папенька охаживает лютней по хребтине…

–  Я не в обиде на отчима, – серьезно возразил Вереск. – Думаю, он меня по-своему любил. В тот день, когда меня – вернее, то, что от меня осталось, – вытащили из расщелины и врачи развели руками, признавая свое бессилие, я – единственный раз в жизни – видел слезы в его глазах. Правда, это не помешало ему гонять меня хлыстом вокруг замка, едва я снова начал ходить… Кстати, Юлия, раз уж мы все равно остановились, как вы смотрите на то, чтобы выпить вина? – он помахал глиняной бутылью. – Гостеприимный трактирщик пытался в качестве платы за выступление всучить мне целый бочонок, я не хотел брать ничего, в итоге сторговались на бутылке. Бокалов, правда, нет. Будете?