И действительно, прибыв в. Ленинград, в штаб фронта, и представившись Маршалу Советского Союза Л. А. Говорову (он только что получил это звание), я среди первых его указаний услышал и такое: «Прошу все наши нововведения проводить строго в жизнь».

В беседе со мной командующий фронтом в общих чертах изложил свои соображения по Нарвской операции: одновременными ударами с севера через реку Нарва силами 2-й ударной армии и с юга, с нарвского плацдарма, 8-й армии выйти в тыл группировки противника, оборонявшей город, окружить и разгромить ее, освободить Нарву...

Представившись членам Военного совета генерал-полковнику А. А. Жданову и генерал-лейтенанту А. А. Кузнецову, я полчаса спустя в кабинете командующего артиллерией фронта генерал-лейтенанта Г. Ф. Одинцова прослушал интереснейшую беседу о том самом методе «сползания огня», о котором говорилось выше. Кстати сказать, одной из особенностей Георгия Федотовича как человека было умение говорить просто, перемежая речь образными примерами и даже шутками, о вещах самых сложных и серьезных.

В самом общем виде этот метод «сползания огня» был одним из методов артиллерийской поддержки атаки стрелковых подразделений. Если при огневом вале артиллеристы, стреляя по рубежам впереди своей пехоты, переносили огонь [115] скачками в 100–200 метров, то есть на два — четыре деления прицела, то «сползание огня» вполне отвечало своему названию — артиллерийский огонь «сползал» с переднего края противника в глубину его обороны минимально возможными переносами — по 50 метров (одно деление прицела), а зачастую и это маленькое расстояние делилось надвое с помощью уровня. Подобные переносы огня перекрываются рассеиванием снарядов, поэтому с наблюдательного пункта вы не видите никаких скачков. Артиллерийский огонь действительно ползет в глубину обороны противника, пропалывая ее дочиста, как хороший огород. Разумеется, по такой «прочищенной» местности наступать пехоте и танкам много легче. Естественный вопрос: почему этот метод не применять повсюду? Почему Штаб артиллерии Красной Армии не рекомендовал «сползающий огонь» артиллеристам других фронтов? Во-первых, потому, что он требовал значительных затрат боеприпасов. А возможности для их пополнения были у нас не беспредельны — заводы давали столько снарядов, сколько могли дать. И если бы Главное артиллерийское управление удовлетворило полностью потребности одного фронта, широко применявшего «сползание огня», оно оставило бы без боеприпасов другие фронты.

Вот почему Штаб артиллерии Красной Армии не мог рекомендовать метод «сползания огня» для всеобщего использования. Были и другие «но» — не менее веские. К 1944 году наш противник уже широко использовал в обороне разные хитрости — ложный передний край, например. Или преднамеренный отвод своих войск с переднего края в глубину обороны, и не только во вторую или третью траншеи, а еще глубже — на вторую позицию. Представьте на минуту, что наша артиллерия обрушивает всю силу «сползающего огня» на опустевшую оборону. А чем пробивать оборону противника на следующей позиции, когда мы, пусть и легко, но с громадными затратами боеприпасов, пройдем эти три-четыре километра?

Так представлялись мне недостатки этого метода, но Георгий Федотович Одинцов пояснил, что затраты боеприпасов при «сползании огня» лишь незначительно превышают затраты на обычный огневой вал. «Если артиллеристы хорошо подготовлены!» — подчеркнул он.

Это верно! Дело мастера боится — вот в чем соль. Сколько раз на протяжении войны, особенно в первом ее периоде, многие из нас были участниками боевых эпизодов, где самые лучшие тактические или огневые приемы не оправдывали себя из-за слабой подготовки исполнителей? И наоборот: [116] простейшие и очень старые приемы боевых действий давали отличные результаты, если их исполнители были хорошо подготовлены.

На методе «сползания огня», на присущих ему плюсах и минусах, я остановился подробно для того, чтобы напомнить, как непросто, в диалектических противоречиях рождались и утверждали себя новые тактические и огневые методы. А иногда, после широкой проверки, и отвергались. Это естественно, это и есть поиск, и он никогда не бывает легким.

В этой первой беседе с командующим артиллерией фронта я получил и первую боевую задачу как командующий артиллерией 2-й ударной армии. Войска фронта готовили наступательную операцию с целью разгромить нарвскую группировку немецко-фашистских войск, освободить город Нарва и тем самым создать выгодные условия для последующего наступления в Прибалтике{40}. Помимо нашей 2-й ударной армии в операции должны были участвовать 8-я армия, а также 13-я воздушная армия и часть сил Краснознаменного Балтийского флота.

Генерал Одинцов спросил, приходилось ли мне как артиллеристу прорывать оборону противника, насыщенную дотами и прочими сооружениями из железобетона, и пояснил, что оборона противника под Нарвой и в самом городе именно такого типа. Она опирается на две старые крепости — Нарвскую и Ивангородскую. Поэтому в распоряжение нашей армии фронт передаст два дивизиона орудий особой мощности, а также морскую дальнобойную артиллерию на железнодорожных платформах.

Получив задачу, я тотчас выехал в расположение 2-й ударной армии, представился командующему генерал-лейтенанту И. И. Федюнинскому, начальнику штаба генерал-майору П. И. Кокореву и членам Военного совета генерал-майору Н. И. Шабалину и генерал-майору К. Г. Рябчему, познакомился с начальником политотдела полковником К. И. Калугиным и товарищами из штаба артиллерии, а на следующий день, к вечеру, вместе с артиллерийскими разведчиками вышел на передний край — надо было своими глазами взглянуть на крепостные сооружения. Придорожными кюветами, по-пластунски выбрались мы к кладбищу, что южней шоссе Ленинград — Нарва, и отсюда, с высокого дерева, открылся нам вид на Ивангород и Нарву и обе крепости. Сразу вспомнился роман «Петр Первый»: «Нарва была [117] видна, будто на зеленом блюде, — все ее приземистые башни, с воротами и подъемными мостами, на заворотах стен — выступы бастионов, сложенных из тесаного камня, громада старого замка с круглой пороховой башней... На другой стороне реки поднимались восемь мрачных башен, покрытых свинцовыми шапками, и высокие стены, пробитые ядрами, крепости Иван-города, построенной еще Иваном Грозным»{41}.

Красочное описание, не правда ли? И надо сказать, что минувшие два с половиной столетия незначительно изменили этот крепостной пейзаж над рекой Нарва. Побольше стало домов, повыше они стали и вышли за пределы крепостных стен и на ближнем к нам берегу реки, в Ивангороде (он назывался «пригород Янилин»), и за мостами, на дальнем берегу, в Нарве. Обе крепости по-прежнему возвышались над домами, и, глядя на эти могучие стены и башни, представляя себе мысленно засевших там вражеских наблюдателей и укрытые огневые точки, я думал трудную думу. Мало того что крепостные сооружения сами по себе крепкий орешек, они ведь еще господствуют над этой, в общем-то, очень плоской и заболоченной местностью, она полностью и на многие километры контролируется артиллерийским огнем противника. Надо изыскивать средства, которые сведут к минимуму это превосходство фашистов.

Началась напряженная будничная работа. Мы, артиллеристы, наш штаб во главе с полковником Ф. В. Горленко, вел эту работу в теснейшем контакте со штабом армии, которым руководил генерал-майор П. И. Кокорев. Оба они, и Кокорев и Горленко, были люди думающие и очень инициативные, отличные товарищи, и совместную нашу работу я всегда вспоминаю с большим удовлетворением и благодарностью, ибо общение с ними, их дружеская помощь помогли мне быстро войти в курс дела.

Прежде чем говорить о нашей подготовительной работе, следует, пожалуй, хотя бы общим штрихом обрисовать сложившуюся на этом участке фронта обстановку, а также топографические особенности местности, оказавшие большое влияние на выбор участка прорыва, а следовательно, и на действия нашей артиллерии.