Генерал уехал. Глядя вслед его машине, я невольно подумал: не была ли его выдержка перед лицом смертельной опасности просто бравадой? Но хорошенько поразмыслив, понял, что спокойная уверенность генерала Степичева не была показной. В самом деле, немцы не стали бы сбрасывать мелкие бомбы на землянку КП с мощным перекрытием, их цель - самолеты. Было очевидно, что траектория пикирования «мессеров» направлена на самолеты позади землянки, и даже если допустить, что пилот запоздает с нажатием на боевую кнопку, все равно бомбы упадут позади траектории пикирования на величину относа, то есть на значительное расстояние. А в случае более грубой [110] ошибки немецкого пилота опасность для человека, стоящего за землянкой, не так уж велика: известно, что у осколков осколочных бомб разлет настильный. Ну, а если бы… Тогда это было бы случайностью, а ее учесть невозможно, тем более на войне…

Под вечер 18 октября я выполнял воздушную разведку. На восточном берегу Тиссы, километрах в 40-45 к северо-западу от города Сарваш, обнаружил немецкую группировку - до сотни танков и автомашин. На земле шел бой. По информации штаба дивизии, весь восточный берег Тиссы на этом участке был занят нашими войсками. Между тем я видел ясно, что противник в развернувшемся бою, имея явное численное превосходство, теснит наши части. Обо всем этом я сразу же доложил командованию, как и о других разведданных.

На другой день, едва проснувшись, почувствовал, что сильно простужен. Оно и немудрено: уже давно мои сапоги настолько прохудились, что я постоянно ходил с мокрыми ногами. Пришлось идти к врачу, а потом - уже в десятый раз - к старшине попросить поменять мне сапоги или хотя бы старые починить. Короче говоря, в этот день на воздушную разведку вместо меня вылетел штурман полка гвардии майор Константин Филиппович Воробьев.

Взлетев и набрав высоту, он доложил фактическую погоду по маршруту, после чего замолчал наглухо. Все попытки вызвать его на связь успеха не имели…

Только через несколько дней вернувшийся на аэродром воздушный стрелок Воробьева рассказал, что произошло. Мы узнали, что в тот день Воробьев на малой высоте вышел к Тиссе, пролетел вверх против течения несколько километров, убедился в том, что погода нелетная для боевой работы, и тут вышел на немецкую группировку, ту самую, что я обнаружил накануне вечером.

Танки двигались на восток. Воробьев захотел убедиться, что это действительно немцы, и стал выполнять вираж. Зенитки открыли по нему огонь, и прямым попаданием [111] снаряда в кабину самолета его ранило в обе руки. Машина оказалась неуправляемой. Однако майор изловчился и, действуя локтевыми суставами, сумел посадить самолет с убранными шасси на вспаханное поле.

Воробьева вместе с воздушным стрелком подобрали на дороге, к которой те вышли, местные крестьяне. Они на повозке доставили летчиков в ближайший медсанбат советских войск.

Встретиться с майором Воробьевым мне довелось только в мае 1945 года во Львове, где я с группой летчиков получал новые самолеты. Воробьев лежал там в госпитале. Левая рука так и осталась искалеченной, правую врачам удалось спасти. Но с авиацией Константину Филипповичу пришлось распрощаться…

* * *

… Итак, мы ждали от Воробьева данных о погоде в районе боевых действий, а он молчал…

Внезапно со стороны дороги, проходившей неподалеку от аэродрома, но едва различимой сквозь сетку моросящего дождя, послышался какой-то шум.

Командир полка Давыдов послал штабного офицера выяснить, в чем дело. Тот вскоре вернулся и доложил:

–  Оборона, где находились румынские части, прорвана, наступают немецкие танки. По дороге бегут румынские войска, автомашины вязнут в разъезженных колеях.

Ближе к вечеру паника на дороге усилилась. Нам из штаба дивизии поступило приказание занять круговую оборону.

Наступила ночь. Мой однополчанин старший техник 2-й эскадрильи Афанасий Ананьевич Таран уже в послевоенные годы очень достоверно описал события той ночи в письме, адресованном Ф. Ф. Бахиреву:

«Никто не спит. Авиация превратилась в наземные войска. Аэродром - опорный пункт круговой обороны. Самолеты как огневые точки. Бортовое оружие пристреляно по участкам вероятного появления врага. Воздушные стрелки [112] - в кабинах за пулеметами. Зенитные орудия - противотанковые пушки. Впереди самолетов окопались бойцы с противотанковыми гранатами. Выставлено боевое охранение. Действует наземная разведка…»

К утру ничего существенного не произошло. Немцы были остановлены подошедшими советскими войсками. Но им все же удалось окружить небольшую группу наших войск. Из штаба дивизии поступило распоряжение нашему полку срочно разведать сложившуюся обстановку, а также сбросить вымпел в район окружения - для моральной поддержки наших солдат и офицеров. Для выполнения этой сложной боевой задачи приказали выделить самый опытный экипаж.

Командир полка Давыдов вызвал к себе командира 2-й эскадрильи Деркачева и меня (я к тому времени был уже заместителем командира эскадрильи). Ознакомив нас с поставленной задачей, Давыдов сказал, что намерен поручить ее выполнение Клевцову, и спросил на этот счет мнение командира эскадрильи.