О чем думал в эти минуты командир артиллерийского полка — трудно сказать. Новожилов, Фирсов, Фомичев, которые были тогда рядом, запомнили его спокойным, уверенным в себе, в мастерстве подчиненных. Внимательно наблюдая в стереотрубу за дорогой и ржаным полем, по которым надвигалась лавина вражеских танков и пехоты, он выжидал.

Передовые посты сопряженного наблюдения (СНД) гаубичных дивизионов непрерывно докладывали результаты визуального наблюдения. Как и в предыдущие дни, противник шел клином, в котором насчитывалось свыше 50 танков, около двух батальонов мотопехоты на бронетранспортерах и мотоциклах, несколько артиллерийских и минометных подразделений. Вся эта махина неумолимо приближалась в клубах пыли и дыма.

— Справа и слева на флангах вражеского клина вижу отходящие советские танки. Они идут параллельным курсом и ведут стрельбу по боевым порядкам немцев. Дальность — 6 километров, — доложил командир дивизиона 152-миллиметровых гаубиц-пушек. — Прошу разрешения открыть огонь.

Майор Тесленко дал добро. Дружный залп тяжелых орудий точно накрыл немецкую мотопехоту, которая двигалась в предбоевых порядках. Сразу загорелись несколько машин. Увидев это, танкисты 85-го и 86-го танковых полков прекратили огневой бой, их колонны на увеличенных скоростях устремились к указанному комдивом Цибиным рубежу развертывания за позициями артполка по западному берегу реки Церем.

Вслед за дивизионом 152-миллиметровых гаубиц-пушек в бой вступили батареи 122-миллиметровых гаубиц. Плотный частокол разрывов покрыл все поле, заставив гитлеровцев еще на дальних подступах развернуться в боевой порядок и увеличить скорость. Расстояние между ними и окопами пушечных батарей, стоявших на прямой наводке, быстро сокращалось. Оба гаубичных дивизиона по команде с НП полка перешли на подвижной заградительный огонь и тут же подожгли три вражеских танка, несколько бронетранспортеров. Боевые порядки неприятеля расстроились, спешившаяся пехота и мотоциклисты, отсеченные от танков, метались по ржаному полю, неся потери. [163]

Наконец мы услышали резкие удары дивизионных пушек. Подпустив танки на дальность прямого выстрела, они открыли частую прицельную стрельбу. Снаряды рвали борта, гусеницы, заклинивали башни. Высокие столбы черного дыма поднимались над взрывавшимися бензобаками. Стволы пушек раскалились докрасна, но прекращать огонь нельзя было ни на минуту. С фанатичным упорством враг рвался к огневым позициям артиллеристов, а его пехота залегла под пулеметными очередями наших стрелков. Артиллерия вела уже неподвижный заградительный огонь — до противника оставалось всего 300–400 метров.

У самого переднего края мотострелковой роты застыли с разорванными гусеницами и заклиненными башнями один Т-IV и три Т-III. Но вот гитлеровским танкистам удалось прорваться через линию траншей мотострелков. Истребители подожгли две машины. Остальные устремились к орудийным окопам. Начался огневой поединок. У нескольких фашистских танков прямым попаданием гаубичных снарядов начисто снесло башни.

Пушечным батареям, стоявшим на прямой наводке, командир полка приказал перекатами перейти на запасные позиции, прикрываясь огнем гаубичных дивизионов. В единоборстве с танками эти батареи потеряли 5 орудий, однако их боеспособность была еще довольно прочной. Теперь прямой наводкой по врагу стреляли несколько 122-миллиметровых гаубиц — так близко к их позициям прорвались фашистские танки.

И все же мужество советских артиллеристов победило. Наступил долгожданный перелом. Гитлеровцы метались по полю, подставляя борта своих машин под снаряды противотанковых орудий. Не прекращая огня, они отступали, перестраивались, вновь бросались в атаку. И каждый раз им помогали с воздуха стаи «юнкерсов». Однако артиллеристы 43-го полка не дрогнули, выстояли. И когда «юнкерсы» улетели, а немецкие танкисты вновь попытались взять реванш, им пришлось оставить на поле боя еще 12 машин{5}.

Два танковых батальона 85-го и 86-го полков решительной контратакой отбросили наконец врага на несколько километров. Бой закончился. Все стихло. Черные [164] от копоти и пыли, угоревшие от пороховых газов, полуоглохшие, в окровавленном обмундировании, оставшиеся в живых артиллеристы первым делом решили предать земле погибших. Среди них оказался и командир полка майор В. Тесленко.

Бой этот я наблюдал с НП комдива. Когда нам доложили о гибели Тесленко, я немедленно выехал в полк. Вскоре туда же прибыл комкор Фекленко. Артиллеристы хоронили своего отважного командира на окраине села Берездово под тенью высокого развесистого клена.

У многих были на глазах слезы. Перехватило горло и у меня. Глубоко скорбя по погибшим, я испытывал чувство какой-то непонятной вины, будто не сделал чего-то такого, что отвело бы от них беду... Это чувство не покидает меня даже сейчас, когда вспоминаю тех, кто ценой своей жизни остановил врага в сорок первом, нанес ему смертельные удары в сорок втором и сорок третьем, одержал окончательную победу в сорок пятом. Думаю, не мне одному знакомо это чувство. Каждый фронтовик через всю жизнь проносит в своем сердце память о погибших товарищах...

Времени у нас оставалось в обрез. С переднего края доложили, что враг опять готовится наступать. Генерал Фекленко приказал начальнику штаба полка вступить в командование частью и вместе с полковником Цибиным уехал по своим делам, а мы с полковым комиссаром Погосовым остались, чтобы помочь новому командиру. Предстояло вывести дивизионы за реку Церем, в район местечка Корец, привести в порядок полковое хозяйство, пересмотреть распределение личного состава по подразделениям с учетом понесенных потерь и непременно побеседовать с людьми.