С соседних столиков недовольно оборачивались на плачущего старика.

–  Пойдемте, Кенжеке, - ласково уговаривала Гуля.
– Вы устали…

Кожахметов послушно поднялся. Гуля повела его, сразу обессилевшего, к выходу. Зейнулла остался за столом, поискал глазами официанта. Тот издали непонятно покрутил салфеткой.

«Что это может значить?
– поежился Зейнулла.
– А что, если мне сейчас подадут счет?»

Расторопный официант уже вел к столу развеселую компанию.

–  Хотите проверить наши расчеты?
– Негромко осведомился он у Зейнуллы.
– Я все подал, что заказывали.

–  Нет, нет… Я задержался, чтобы поблагодарить за обслуживание, - Зейнулла призвал на помощь восточный акцент, безотказно действующий на московских официантов.

«Значит, Кенжеке не выдумал про Макина! Значит, Макин на самом деле за все заплатил!»

Кожахметов и Гуля спорили у дверей лифта.

–  Никуда я не пойду!
– упирался старик.
– Вы ступайте, вам заниматься надо. А я еще чаю попью…

–  Вам необходимо отдохнуть!
– настаивала Гуля.

–  Попью чаю и пойду спать. Не беспокойтесь. Кожахметов вовсе не пьяный. До номера сам доберусь. Даже на лифте подниматься не надо. Я рядом номер взял, чтобы в ресторан далеко не ходить.

–  Кенжеке!
– встревожилась Гуля.
– Вы забыли, ваш номер не рядом. Вам на лифте надо подняться. На десятый этаж.

–  На лифте? На десятый?
– Кожахметов подозрительно поглядел на Гулю, потом на Зейнуллу.
– Почему на десятый? Вы там были?

–  Нет!
– спохватилась Гуля.
– Мы нигде не были. Мы встретили на улице Макина, и он сказал, что вы в ресторане.

–  Не ври, дочка! Макин тебе ничего не сказал!

–  Она все путает!
– вмешался Зейнулла.
– Мы действительно звонили дежурной десятого этажа, и она нам сказала, что вы пошли ужинать.

–  Были у меня… - догадался Кожахметов.
– Видели, как меня теперь принимают… Никому не нужен старый Кожахметов… Дома даже лечить не захотели, погнали в Ессентуки. Зачем путевке пропадать, пусть Кожахметов едет.

Пока поднимались в лифте, Кенжеке совсем раскис. На десятом этаже Гуля и Зейнулла вывели его под руки и вдруг услышали звонкий возглас:

–  Кенжеке! А я вас уже полчаса дожидаюсь!
– С низкого кресла вспорхнула женщина в короткой пушистой шубке.
– Кенжеке, я приехала за вами! Степан Андреевич ужасно огорчится, если вы останетесь в этом номере! Я совершенно случайно узнала, какие тут у вас условия… Искала вас по телефону - и вдруг мне говорят, что вас поместили в общежитии!
– Ветлугина всплескивала руками, а лицо оставалось неподвижным, как у куклы.
– Вы же знаете, в Москве у вас есть верные друзья!… Гуленька, Зайчик, ну помогите же мне уговорить этого упрямца!

Гуля сочувственно оглянулась на Кенжеке - ему и без Анны Антоновны достаточно худо. Но Кожахметова было уже не узнать. Он выпрямился, приосанился, в узких щелочках глаз сверкнул огонь бесшабашной молодости.

–  Анна Антоновна! Я знал, что увижу вас сегодня! Ваше место за праздничным столом пустовало, но… - Кенжеке по-кавалерийски щелкнул каблуками, -…я вас ждал, и вы пришли!

Куда спряталась тоска, куда девалась тень старости, куда скрылись мысли о близком конце? Широкое лицо Кожахметова сияло, в горле булькал довольный смешок. Он рассыпал перед Ветлугиной самые цветистые восточные комплименты и блаженно щурился от блеска и яркости незабытых слов.

«А она была красивая, - подумала Гуля, глядя на Анну Антоновну.
– Наверное, красивой женщине очень горько стариться, горше, чем некрасивой».

Они сидели в полутемном холле. За синим огромным окном светилась Москва - как на праздничной открытке. Город, из которого сбежала маленькая Саулешка. Город, куда, быть может, в последний раз приехал Кенжеке Кожахметов, пенсионер республиканского значения.

Старики разговаривали, совершенно забыв про Гулю и Зейнуллу.

–  Мы пойдем?
– поднялся Зейнулла.

–  Не спеши!
– властно остановил его Кожахметов.
– Вы с Гулей проводите домой мою дорогую гостью.
– Кенжеке встал, склонился перед Анной Антоновной.
– Спасибо за приглашение, но поехать к вам не могу. Здесь, в гостинице, я встретился с очень хорошим моим другом. Он председатель колхоза, и я обещал ему содействие в важном для него деле. Завтра мы вместе отправляемся в Госплан, а потом я еду в аэропорт. Времени в обрез.

Кенжеке сокрушенно вздохнул и вполголоса продолжал:

–  Анна Антоновна, вы знаете, что мы со Степаном Андреевичем старые друзья. Он всегда считал меня достойным доверия. Но я не знаю, увижу ли вас когда-нибудь еще, и поэтому скажу вам… - Глаза старого выдумщика смеялись, голос был грустен и правдив.
– Вы, Анна Антоновна, всю жизнь принимали мои слова восхищения за шутки весельчака Кенжеке, а я ведь всегда был искренен с вами…

Ветлугина растерялась.

–  Кенжеке, ради бога…

–  Простите, но это правда…

Она не то смеялась, не то плакала, придерживая толстые ресницы кружевным платочком.