— Идите вслед за мной и светите мне фонарем. Я же буду проверять провода. И не забудьте наблюдать за местностью.

Сделав несколько шагов, фельдфебель вынужден был снять рукавицы, так как в них он не чувствовал бы обрыва провода.

— Вы отморозите руки, — с тревогой заметил Кольхаз.

— Иначе ничего не найдешь.

Следующий обрыв они обнаружили у второго столба. Кольхаз оказался прав: провод был порван, а изоляция осталась цела.

Ульф засунул закоченевшую руку под шинель.

— Проклятье! — выругался он.

— Возьмите фонарь, а инструмент дайте мне! — решительно заявил Кольхаз. — Я уже кое-чему научился. — И он стал зачищать концы обрыва. — Готово! — закричал он через несколько секунд. — Теперь все должно быть в порядке!

В четверть шестого Ульф проверил линию, которая функционировала отлично.

Кратчайшим путем они возвращались на заставу. Теперь ветер дул в спину, подгонял их. Примерно на полпути Кольхаз вдруг остановился.

— Не могу дальше, — простонал он. — Все кости разломило. Давайте передохнем немного.

— Вот как раз сейчас этого делать нельзя, — не согласился с ним фельдфебель. — Мы разогрелись, и если остановимся, то сразу же простынем. Вот доберемся до хижины лесорубов, там и передохнем, а пока крепитесь.

Кольхаз, медленно переставляя ноги, пошел дальше.

— Пустите меня вперед, я проложу лыжню, а вы пойдете за мной, все легче будет, — предложил фельдфебель.

Через четверть часа они вышли к полузанесенной снегом хижине. Они вошли внутрь и обнаружили в очаге горячие угли. В углу лежал хворост. Кольхаз подбросил его в очаг, а Ульф, встав на колени, дул на угольки до тех пор, пока не показался желтый язычок пламени.

Встав поближе к огню, оба грели руки и ноги, постепенно согреваясь и сами.

— Вот и выходит, что у каждого человека есть свои возможности, — просто заговорил Кольхаз. — И эти возможности имеют свои границы. Они есть и у меня, и у вас.

— К чему вы это говорите? — с недоумением сказал фельдфебель. — Я вас что-то не понимаю.

— Ну, предположим, например, что мороз еще крепче станет, а против него не поможет никакая воля. Замерзшие руки нужно согреть, чтобы их не отморозить. Следовательно, у природы есть свои границы. И человек должен их учитывать.

— И в чем вы сами себе противоречите, — не согласился с Кольхазом Рэке. — Человек способен расширять границы собственных возможностей.

— Сам? — с некоторым недоверием спросил солдат. — Я думаю, что деятельность человека зависит от личных факторов. Как иначе объяснить, почему один становится чернорабочим, а другой — хирургом?

— На нашем предприятии работало почти десять тысяч рабочих, а директор был один. Однако и он тридцать лет назад был простым рабочим. Если позволяют условия, человек может достичь многого!..

— Это исключение, — перебил его Кольхаз. — Исключения были всегда, в любом обществе. Система же — это совсем другое…

— Система у нас сейчас действительно другая, — засмеялся Рэке. — Сейчас у нас в стране перед нами открыты все пути, и каждый выбирает себе тот, который ему по душе.

— Никто не может перепрыгнуть через собственные возможности, — упрямо стоял на своем Кольхаз.

— Однако каждый должен дерзать. Когда Лилиенталь на своем летательном аппарате первый раз поднялся в воздух, он не думал о том, что сделал первую крохотную ступеньку в завоевании мирового пространства, и каждый, кто пошел по его стопам, как бы продолжил его достижения.

Кольхаз пошевелил палкой угли в очаге, а затем тихо заметил:

— Вы, как я вижу, неисправимый оптимист. Вы в каждом, даже простом, человеке готовы видеть доктора Фауста. Однако на самом деле это не так.

— А как же?

Кольхаз присел на корточки и подбросил в костер новую порцию валежника.

— Один необдуманный шаг может привести все человечество к полному уничтожению. Надеюсь, этого вы не станете отрицать?

— Не стану. Однако замечу, что мы с вами потому и находимся в армии, чтобы воспрепятствовать такому безумному шагу.

Пламя в очаге несколько уменьшилось, так как валежник оказался не совсем сухим.

— Что мы с вами, собственно, представляем? — продолжал философствовать Кольхаз. — Маленькие, крохотные винтики в огромной машине. Все движется своим путем от детской колыбельки и до гроба. А самое ужасное заключается в том, что этому невозможно противостоять…

Люди бывают разные: одни видят все недостатки и ничего не предпринимают, чтобы их исправить, а другие — напротив, делают все, чтобы исправить их.