Я развернул карту крупного масштаба, стал сличать ее с пролетаемой местностью. Впереди и справа большой залив - фиорд, в центре его - каменистый остров. Слева - обрывистый берег, а чуть подальше в глубине материка красовались две остроконечные сопки. Все это было изображено и на карте. Значит, группа следует точно по заданной линии пути.

А еще через несколько минут впереди отчетливо показался горный хребет, а посредине его - глубокая и очень характерная седловина. Это один из опорных ориентиров в районе цели, уцепившись за который можно точно выйти на аэродром. Поэтому-то капитан Гончаренко, доворачивая свой самолет чуть влево, старается направить всю группу в эту точку.

По команде Головатенко все звенья приняли боевой порядок для бомбометания. Через минуту-другую за хребтом показался поселок Лаксельвен, а потом и вся площадь аэродрома. На его западной и южной окраине отчетливо видны самолетные стоянки, на которых плотными рядами стояли «юнкерсы». Стояли они группами по шесть - девять машин без маскировки и рассредоточения, а также и без прикрытия зенитной артиллерии. Было видно: гитлеровцы совсем не ожидали нас.

Прильнув к прицелу, капитан Гончаренко следил за тем, чтобы как можно точней прицелиться и сбросить бомбы на стоянки. В окуляре хорошо видны бомбардировщики [74] с крестами на плоскостях, фюзеляже. Их-то и надо было стукнуть, покрепче. И штурман командует:

–  Вправо три!

Тотчас же Головатенко довернул самолет на три градуса. То же самое сделали и ведомые самолеты, звенья. В кабине Головатенко загорелась белая сигнальная лампочка. Это последовал приказ штурмана: «Держать так!»

Замерли в напряжении руки летчика, стиснувшие штурвал. И вскоре с ведущего и со всех других самолетов группы полетели к земле и ротативно-рассеивающие авиабомбы, и бомбы с держателей внутренней подвески. Было видно, что небольшую долину потрясла серия возникающих почти мгновенно один за другим мощных взрывов. На летное поле, на стоянки падали бомбы.

Как только наши звенья, замыкающие боевой порядок, отбомбились, на аэродром противника вышла группа бомбардировщиков 42-го полка, которую вел майор Бабенко. Ведомыми шли летчики Бирюков, Баукин, Уржунцев, Смирнов и другие. И с новой силой на стоянках и летном поле замелькали огненные вспышки взрывающихся бомб.

Так был совершен наш первый полет в условиях северных широт. Его результаты превысили всякие ожидания. На следующий день в полк пришла выписка из разведсводки разведуправления. В ней говорилось следующее: «По данным закордонной агентуры установлено, что в один из крупных налетов русских самолетов на Лаксельвен на аэродроме было уничтожено 60 самолетов, убито большое количество немецких солдат и офицеров, причинены большие разрушения постройкам на аэродроме».

Радостные и окрыленные таким успехом, мы отправились во второй полет. Экипажи должны были долететь до аэродрома Тромсэ, который удален от Кольского полуострова почти на 1000 километров. И не только долететь, а метко сбросить бомбы на самолеты и аэродромные сооружения. С начала войны сюда не залетал ни один наш самолет. Считая, что аэродром недосягаем для наших бомбардировщиков, немцы без прикрытия базировали там крупные силы торпедоносцев. К тому же этот аэродром являлся и своего рода перевалочной базой для самолетов, перелетающих из Центральной Европы в Северную Норвегию и Финляндию. [75]

И в этом полете я летел в экипаже Карымова. Наше звено вел летчик старший лейтенант Шатунов. После того как группа отошла от берега, погода испортилась. Через час сплошная облачность встала на нашем пути, затягивая море, горизонт серой пеленой. Эта пелена скрывала из виду впереди идущие машины. В кабине корабля стало холодно и сыро.

–  Пробьемся ли?
– нарушив молчание, заговорил Карымов.

–  По расчетам синоптиков, через полчаса облачность должна подняться, видимость улучшится, - ответил я.

–  Хорошо бы, не то скоро винтами придется рубить морские волны, - смеясь сказал Карымов.

Мы шли над морем уже больше двух часов. Наконец погода улучшилась, стал просматриваться горизонт. Внизу изредка попадались одиночные сторожевые корабли, транспорты противника.

–  Вот бы ударить по одному, - мигая сигнальной лампочкой, сказал радист Артем Мартемьянов.

–  Нельзя. Нарушим приказ, - ответил Карымов.
– Для нас и на заданной цели работы хватит.

Облачность заметно поредела, улучшилась вертикальная и горизонтальная видимость. Дальнейший полет проходит над мелкими безлюдными островками, разбросанными по всему побережью Северной Норвегии. Эти острова тянулись до района Тромсэ. Но вот вдали показался большой город и порт, а в нескольких километрах - аэродром.

Командир плавно развернул самолет, ведомые звена повторили его маневр. Это же сделали и другие звенья. И когда обстановка была уточнена, Головатенко через рацию радиста приказал:

–  Звену Шатунова бомбить склад горючего, что на северной окраине аэродрома. Остальным - бить по самолетам!

И тотчас же начался штурм аэродрома. Гитлеровцы успели кое-как рассредоточить свои «юнкерсы», но не смогли прикрыть свою авиабазу зенитными средствами. Это позволило нам беспрепятственно бомбардировать цель. На стоянках то тут, то там вспыхивали взрывы, возникали пожары.