Свеча, решил Егор, чувствуя, как на кожу ложится теплый след из мелких капель остывающего воска. Она выписала буквы непоколебимого «Нет» и, взлетев, разразилась над ним целой капелью. Воск падал на обнаженное тело без какой-либо системы. То тут, то там плюхался с небес горячими взрывами, а очнувшийся кубик льда решил поддержать этот беспощадный налет и продолжил свое хладнокровное скольжение.

Егор дергался, шипел, охал и мычал, пока его тело сантиметр за сантиметром погибало под их совместной атакой. Растворялся, плавился в феерии обрушившихся на него переживаний. Матерился сквозь зубы, чтобы хоть как-то удержаться в реальности, и держался ровно до того момента, пока две исконно враждующие стихии не сошлись в паху, чтобы продолжить битву на равных и плечом к плечу.

Затих, проглотив последний слог, когда за него сначала взялся лед, закруживший недалеко от подрагивающего члена, как голодный хищник вокруг жертвы, а затем, как только лед, припугнув напоследок, убрался прочь, это место накрыло горячим дождем. Егор замерзал в пламени и сгорал живьем во льдах. Сердце стучало отбойным молотком, а легкие насыщались запахом воска и усилившимся ароматом ментола и мяты. А последним ингредиентом в этот ароматный коктейль добавлялся густой запах мускуса.

<center>***</center>

– Держите свечу горизонтально и медленно вращайте ее пальцами.

Ровный голос Станислава нашептывал Максиму в левое ухо правильную последовательность действий. Успокаивал его, не давал сорваться и сделать что-нибудь во вред Егору и самому себе. Максим старался дышать ровно и четко выполнять инструкции. Держался за это тихий голос, чтобы не нырнуть с головой в засасывающее его, как коварная трясина, вожделение.

– Воск будет капать равномерно. Так ему легче будет подготовиться к новой капле, и ощущения не будут слишком болезненными. Он - не мазохист, и мы не можем позволить ему испытывать боль, так что никаких резких движений.

«Как будто это так легко сделать, когда этот жеребец брыкается подо мной!» - мысленно проворчал Максим.

Он сосредоточенно смотрел на распростертое под ним тело. Левая ладонь, которая держала кубик льда, уже онемела от холода, но все внимание Максима было сконцентрировано на правой руке, пальцы которой бережно, словно дирижерскую палочку, держали длинную тонкую свечку. Та не спеша вращалась, позволяя созревающим золотистым каплям падать на покрасневшую, сотрясающуюся землетрясением под каждым горячим ударом кожу. Максим старался сделать так, чтобы капли падали близко к потемневшему от прилива крови члену, но вместе с тем не попадали своими снарядами на его нежную ранимую плоть.

Для педантичного, сдерживающего свои эмоции Дальского все, что проделывал с ним Максим, и так было слишком ярко и оглушительно. Тот не хотел, как и нашептывал Станислав, перейти грань, где удовольствие стремительно и бесповоротно переросло бы в боль. Не хотел напугать мечущегося под ним Егора, но удержаться от этого было сложно, потому что Дальский, матерясь, шипя и постанывая, изгибался настолько, насколько позволяли ему крепкие узлы, и крупно вздрагивал, напрочь сбивая прицел. С этими его извиваниями и шипящими ругательствами сложно было определить: то ли Дальский хотел уйти от странной для него ласки, то ли наоборот, принять ее всем телом. Спросить у него напрямую раззадоренный Максим не мог, но Дальский не просил его остановиться, а значит, тот не делал ничего неприемлемого.

От всего этого зажигательного во всех смыслах представления у самого Максима уже давно стоял. Он специально как можно сильнее прижимал Егора бедрами к постели, чтобы тот об него не слишком терся и не догадался ненароком, что Мастер снова, как и в прошлый раз, возбудился от прелюдий не меньше, чем клиент. Это было слишком непрофессионально. Мастер должен всегда соблюдать выдержку, потому что обязан безопасно довести сеанс до конца даже тогда, когда его клиент уже теряет голову от удовольствия. А у Максима от нестерпимого желания трахаться так шумело в голове, что он почти не слышал слов Станислава. Восторг от ощущения пусть и временной, но неограниченной власти над телом Дальского поглощал его, изгоняя все мысли о безопасности и разумности и оставляя лишь желание безраздельно обладать по глупости доверившимся ему конкурентом. В эти мгновения он мог сделать с Дальским все, что угодно. При желании он мог бы убить Егора, и Станислав, наблюдавший за их играми из соседней комнаты, не успел бы его остановить. И Максим наслаждался этим мимолетным чувством собственного превосходства. Баюкал его в сердце, как мать – любовь к своему ребенку.

«Так вот, что ты чувствуешь, Гор, когда берешь партнеров под свой полный контроль! Вот значит, что обычно доставляет тебе удовольствие!
– Максим растянул губы в шалой улыбке, как будто был пьян от пары бокалов крепкого виски. – Что ж, я дам тебе почувствовать кое-что еще».

Кубик льда мгновенно оказался во рту. Максим тщательно обсосал его и при этом внимательно следил глазами за свечой. Затем испытал секундную пронзительную и сладкую боль, когда быстро и безжалостно убил трепещущее тонкое пламя - затушил его пальцами. Отбросил свечу прочь, склонился над пахом Егора и, не колеблясь ни секунды, взял член в рот.

Егор вскрикнул от неожиданности и резко выгнулся, запрокидывая голову. Замычал еще громче, чем до этого. Резкий солоноватый привкус его предэякулята во рту Максима почти сразу смешался с водой, щедро расточаемой тающим кубиком льда, без следа растворился в слюне и стек в горло холодным коктейлем. Тот прекрасно понимал, какие невероятные ощущения испытывал в эти минуты Дальский. Знал по собственному опыту, как искусное сочетание ледяного холода и тепла жадного рта сводит с ума нервные окончания. Усмехался, когда вбирал Егора глубоко в охлажденное горло и, будто нехотя, медленно выпускал его на волю. Четко уловил момент, когда тот начал стремительно приближаться к оргазму, и отстранился, когда счет шел буквально на секунды, не давая Егору кончить. Прихватил в горсть его мошонку и слегка оттянул ее, коварно изгоняя плещущееся через край возбуждение.