Казалось, Мастер одумался, пришел в себя и, осознав свои кошмарные действия, пытался этой лаской искупить свою вину.

Ленты ластились к Егору, проказливо цепляли торчащие от непрошенного возбуждения соски, обнимали бока и проскальзывали по подрагивающему животу. Егор полностью расслабился, быстро поплыл от такой простой ласки, которая воспринималась как благо после всех предыдущих пыток.

Лениво размышлял над тем, чем именно голубит его Мастер. Перебирал в уме варианты и никак не мог определиться. Ткань - не ткань. Перья – не перья. Что могло иметь такие длинные тонкие пряди? Метелка какая-то, что ли? Или…

Видавший всякое Егор быстро вспомнил, у какого предмета могли быть такие длинные ленты.

Плеть. Это вполне могла быть плеть. И, исходя из этого предположения, получалось, что Мастер вовсе не одумался и не молил безмолвно о прощении. Наоборот, он издевался, даруя сначала успокаивающую и отвлекающую ласку, чтобы потом ударить больнее и оставить алые, наливающиеся кровью следы на коже, как у тех стонущих от боли сабов, которых Егор видел в Алом Зале.

Тот впился в ткань зубами, сражаясь в душе со своей непреклонной гордостью, а когда разжал их, тихо пробормотал в кляп:

– Ни нада!

Заинтригованные его жалким бормотанием ленты замерли прямо посередине очередного усыпляющего бдительность захода на бедра.

– Ни нада! – как можно более убедительно попросил Егор, когда они, поколебавшись, снова двинулись по животу. – Ни нада! Слыжышь?

Ленты застыли в удивлении. Полежали немного в раздумье и, как бесшумные змеи, скользнув по бедру в последний раз, исчезли бесследно. А вслед за ними, хорошенько подумав, потянулся и кляп. Лениво выползал из своего логова, пока весь не вывалился наружу, давая Егору возможность сделать долгожданный глубокий вздох.

– Не надо! Давай обойдемся без плети!
– произнес тот охрипшим от крика голосом.
– Я все понял!.. Знаю, что сильно разозлил тебя… Но я прошу прощения!.. Понимаю, что был неучтив и должен был заранее предупредить о задержке, а вместо этого приперся уже после назначенного времени и потребовал тебя. Я…

Егор нервно облизал сухие шершавые губы и продолжил:

– Я знаю, что Мальцев принуждает тебя заниматься всем этим, и ты не мог отказаться от сеанса. Поэтому прошу - прости меня, если я доставил тебе неприятности. Мне очень жаль! Я…

Упрашивающий рот мягко накрыли снова ставшие нежными пальцы. Слегка надавили, заставив его замолчать, и успокаивающе погладили натертые кляпом губы. Егор заткнулся и сходу втянул в рот кончики этих утешителей. Обхватил их губами и стал нежно посасывать, гладил языком и молча вымаливал их прощение, прекрасно прочувствовав, какими жестокими они могут быть, если захотят.

После целой вечности, состоящей из его кротких ласк, Мастер тихонько вздохнул и отобрал обслюнявленные заласканные пальцы. Слез с Егора, ушлепал босыми ступнями к шкафу, пошуршал и снова вернулся.

Егор непроизвольно дернулся, когда ладонь легла на ягодицу, еще несущую в себе капли унизительной боли, но его всего лишь успокаивающе погладили - морозно и скользко. Ладонь смазала больное место каким-то прохладным гелем и исчезла. Под воздействием лекарства боль испарялась, с каждой секундой становилась все слабее.

Увлеченный накатившим облегчением Егор не сразу обратил внимание на то, что бедро выше колена аккуратно обхватывает тонкий, туго затянувшийся ремешок. Вместе с ремешком что-то плоское и легкое прилипло к коже, а через минуту и к другому бедру прикрепилось нечто маленькое и, по ощущениям, совсем не страшное.

– Что это? – настороженно спросил Егор.

Приподнял голову, будто мог увидеть сквозь тьму повязки, что именно крепит к его телу Мастер. Понял уже, что невинная по первому впечатлению вещь может на самом деле нести большую опасность, и хотел морально подготовиться к тому, что ждало его в ближайшее время.

«Не бойся», - вывел кончик пальца, едва касаясь твердых мышц живота.

– Хорошо, - с покорным вздохом согласился Егор и уронил голову на подушку. – Делай, что хочешь.

Пока Мастер возился, Егор мимолетно вспомнил о своих мстительных планах, и его губы переломились в грустной кривой усмешке. За страхом, болью и нежными ласками, за сбивчивыми просьбами и тяжелым, нежеланным, выкручивающем пах возбуждением он совсем забыл, о чем хотел поговорить с ним. Забыл, что хотел выпытать у него планы Максима. Все, чего он хотел теперь - это прощение обиженного Тони, его ласки, такой, как прежде, со всей присущей ей чувственностью и полным отсутствием боли.

Водоворот ширился, закручивал, засасывал, вымывая из головы все здравые рациональные мысли. Якорь падал на дно, тащил за собой опутанного цепью Егора, и не было тому спасения.

Егор лежал неподвижно, отдавшись на волю Мастера, а тот закрепил свои странные легкие штуки и полностью отодвинулся от него. В образовавшейся после его ухода пустоте тому только и оставалось, что глядеть в темноту закрытых век и представлять красивое, холеное лицо Тони. Его обижено нахмуренный высокий лоб, надутые губы и светлые глаза, сверкающие сердитым блеском. Егор пребывал в томительном ожидании его следующего хода, а Мастер чем-то щелкал, что-то крутил - судя по низкому ровному гудению, настраивал какой-то прибор.