Вместо просьб Дальский упрямо сжал сердитые, несговорчивые, умеющие так вдохновенно отсасывать губы.

Пока он размышлял над тем, что лучше – унижаться, просить и получить оргазм или сохранить достоинство, мучиться дальше и скопытиться от истощения и неудовлетворенности, - Максим немного покачался на нем, намекая, как было бы хорошо Дальскому, если бы тот сдался, довольно жмурясь, потеребил свои соски, погладил пах, повздыхал сладострастно и в очередной раз затих. Мрачный Дальский посопел, чувствуя эту легкую, дразнящую качку, покрутил шеей, подергал связанными руками, потер одну ладонь об другую и рассержено рыкнул:

– Ну, ладно!.. Ладно! Если тебе доставляет удовольствие унижать меня, я буду просить!

Максим счастливо вздохнул, удовлетворенно поерзал, устраиваясь удобнее и приготовился слушать.

– Пожалуйста… - неуверенно начал «мотивирующую» речь Дальский, явно сражаясь в это время со своей буйно расцветающей гордыней. – Пожалуйста… Позволь мне кончить… Прошу… Мастер!

Настроение резко поползло вверх. Максим прикрыл рот ладонью и постарался не ржать, ведь смех рвался наружу, сотрясая все тело, а Егор был не настолько дурак, чтобы принять его конвульсии за прочувственный плач. Тот, видимо, и так что-то заподозрил, потому что заткнулся и набычился. Молчал, сопел, и Максим скоро пожалел, что развел такую канитель. Кончить ему хотелось ничуть не меньше «молящегося», а придумывать просьбы временно покорный, но неопытный в этом деле Дальский мог такими темпами до самого утра.

Но тот не стал и дальше испытывать его терпение. Ни с того ни с сего подобрался, открыл рот, вздохнул глубоко, будто готовился выступать с важным докладом, и зарычал низким, повелительным, ни разу не умоляющим голосом:

– Позволь мне спустить, Мастер, потому что как только освобожусь, я найду тебя и вздрючу так, что ты неделю ни сидеть, ни ходить не сможешь. Сначала присуну тебе за щеку, потом протолкну до самой глотки и буду трахать твой рот так глубоко, что ты начнешь давиться, а я в это время буду держать тебя за волосы и тащиться от этих спазмов. А после этого порадую членом и твою бойкую нерастянутую задницу, и будь уверен, я буду ебать эту голодную сучку до тех пор, пока твоя дырка не превратится в туннель, и отпущу только тогда, когда член начнет из нее вываливаться. А потом ты снова возьмешь в рот и все повторится с самого начала…

Пока онемевший Максим пялился на него с открытым ртом, Дальский перевел дыхание и продолжил со спокойной холодной усмешкой:

– А когда я солью в тебя все что смогу, я возьмусь за игрушки, которые ты, похоже, просто обожаешь и буду трахать ими, пока у меня опять не встанет. Потом снова засажу и буду натягивать до бесконечности, и поверь мне, тогда ты уже сам начнешь просить и умолять отпустить тебя. Поэтому, пожалуйста, позволь мне кончить сейчас, иначе потом я возьмусь за тебя всерьез, и ты поймешь, насколько болезненной может быть такая ядреная ебля.

Дальский заткнулся и самодовольно ухмыльнулся жесткими нервными губами.

Чертов партизан. Решил, видимо, погибать с честью.

Максим, который очень внимательно вслушивался в его монолог и, естественно, тут же представлял все это в картинках, с силой прикусил ребро ладони. Выкрутил и без того придушенные яйца, болью прогоняя ударившую по ним истому. Картинки, которые он видел в своем воображении, были слишком живыми и горячими. Они кружили в голове цветным калейдоскопом, щекотали нервные окончания, заставляли дрожать пальцы, а кожу - потеть и лосниться.

Если бы кто-то из проверенных клиентов сказал нечто подобное настоящему Тони, Максим бы без колебаний свернул ему шею, конечно, если бы успел добраться до него раньше Станислава, потому что для нежного Тони такие маниакально-страстные откровения обернулись бы в конце концов страхом и ночными кошмарами. Но Максим не был изломан и искалечен так же, как бедный, слишком красивый для хрупкого смертного итальянец. Самого Максима такие слова, особенно исходящие от Дальского, заводили до такой степени, что у него вся грудь мгновенно пошла красными пятнами в преддверии близкого оргазма.

– Ну!
– потребовал Дальский, не дождавшись реакции на свои слова, и нетерпеливо наподдал снизу бедрами. – Я хочу тебя, и, судя по тому, как ты сейчас течешь мне на живот, ты тоже хочешь меня. Так давай – пожалуйста!
– не будем издеваться друг над другом и получим обоюдное удовольствие…

Максим закатил глаза и рассеяно покусал губы. Решившись, взял в руки приборчик, к которому были присоединены электроды и пустил по проводам слабенький ток, с интересом поглядывая на лицо Дальского.

Тот встряхнулся от первого же покалывания и недовольно заворчал:

– Снова-здорово!

Беззвучно хмыкнув, Максим приподнялся и завел руку за спину. Нащупал туго перетягивающую Егоркины яйца веревку, дернул за узел, и тот мгновенно распустился, давая упертому придурку хоть небольшую, но свободу.

– Наконец-то!
– усмехнулся Дальский, а Максим, не останавливаясь и не давая себе времени подумать, потянулся к связанным рукам и осторожно вложил в его ладонь электростимулятор.