Голову низко и все повторил

Медленно через мучения тьму

Бесчестному он властелину тому,

Что хочет он вновь на свободу уйти

И Эйлинель свою вновь обрести,

Чтоб жить их отправили в дальний предел,

Друзей Короля. Больше он не хотел.

В ответ Саурон, улыбаясь, сказал:

– Раб! Как ты мало себе пожелал

За позор, что отныне у всех на виду!

Исполню я это! Так ну же, я жду.

Быстро мне правду теперь говори!

Но Горлим уже колебался внутри,

Но взгляд Саурона его удержал,

Он стал говорить и ни слова не лгал:

От первого шага он должен идти

Вперед по бесчестному ныне пути:

Все, что он знал, он теперь рассказал,

Своего властелина и братство предал,

И, замолчав, на лицо он упал.

Саурон рассмеялся тогда: - Ты шакал,

Низкий червяк! Ну-ка, встань поскорей,

Слушай меня! Ныне чашу испей,

Что я приготовил тебе, наконец!

Только фантом ты увидел, глупец,

Его сделал я, чтобы он изловил

Твой разум влюбленный. Лишь он это был.

Холодно жить с Саурона фантомом!

Твоя Эйлинель! Лишь могила ей домом,

Мертва она, плоти ей больше не надо.

Но все же тебе подарю я награду:

Ты с Эйлинель скоро будешь опять,

В постель ее ляжешь, чтоб больше не знать

О войне - или мужестве. Вот твоя плата!

И Горлима тут потащили куда-то,

Жестоко убили; и мертвое тело

В могилу, во влажный курган полетело,

Давно Эйлинель там лежала в земле,

Убитая Орками, в черной золе.

Смерть была Горлиму так воздаяньем,

Проклял себя он последним дыханьем.

Обрушился Моргота ныне удар

На Барахира; от бдительных чар

Ничего не осталось предательства силой,

Место святое им стало могилой,

Аэлуин; ныне обнажены

Тайные тропы пред ликом войны.

III.

С Севера темная туча ползла;

Ветер осенний преддверием зла

Свистел среди вереска; в серой печали

Аэлуина там воды лежали.

– Берен, мой сын, - так сказал Барахир.
–

Знаешь ты, слухом наполнился мир,

Что выслано войско теперь против нас;

И пищи уже истощился запас.

И на тебя ныне жребий упал,

Должен пойти ты один среди скал,

Ты у друзей должен помощь достать

И, что в лесах нового слышно, узнать.

Да будет удача с тобой на дороге!

Мы ныне тебя отпускаем в тревоге,

Нас мало теперь, возвращайся скорей:

Горлим блуждает уже много дней

В лесах, или умер. Прощай ныне ты!

И Берен ушел, и среди темноты

Стук его сердца слова повторял,

Последние, что от отца услыхал.

Далеко Берен шел так по склону горы.

Сауроновы видел в лесу он костры,

И отдаленный услышал он вой

Волков, что охотников мчались тропой,

И, повернув, побежал он легко,

И ночевал он в лесу далеко.

Крепко заснул от усталости он,

Спрятаться ныне в лесу принужден,

Но слышал он все же (иль снилось ему),

Как мимо войска проходили во тьму,

Кольчуги звенели, гремели щиты,

К горам поднимаясь среди темноты.

И в глубину он тогда соскользнул,

Словно бы в водах бездонных тонул,

Воздух последний без сил выдыхая,

Он среди ила поднялся у края

Тусклой воды среди мертвых дерев.

Ветер холодный качнул, налетев,

Ветви, и листьев на них вереница:

И каждый лист - это черная птица,

Много здесь было кровавых им дел.

Вздрогнув, тогда отползти он хотел,

Ветер пронесся, шурша, у земли,

Тут слабую тень он увидел вдали,

Призрак по водам ужасным шагал.

Тихо приблизился, тихо сказал:

– Горлимом был я, и духом стал я,

Сломана воля навеки моя,

Предан предатель. Вставай! Торопись!

Сын Барахира, немедля очнись!

Хватку ведь Моргот свою приближает

К отцу твоему; и отныне он знает

Убежище, тропы и тайный приют.

О дьявольской сети поведал он тут,