Три дня Маша провела в слезах и соплях. В смысле, глаза слезились, а из носа лилось в прямом смысле этого слова — стоило наклониться. Температура пошла на спад довольно быстро. Кашель тоже удалось задавить. Официальные лекарства и методы народной медицины дали результат.

Валера пил чай с малиной — за компанию — и пытался как-то повлиять на ее решение:

— В конце концов, кто заставляет нас куда-то ехать. Давай останемся дома. И готовить ничего не нужно. Я могу до супермаркета сгонять и взять каких-нибудь полуфабрикатов, чтобы с голоду не умереть.

— Валерочка, я не понимаю одного: к чему такие жертвы? У тебя есть пригласительные на самую крутую новогоднюю тусовку города. Езжай. Разве ты этого не заслужил? Почему ты должен торчать возле болезной меня?

Залесский приезжал к ней каждый день, привозя богатые витамином С лимоны и апельсины, молоко, мед и лекарства. Но Маша выпроваживала его под предлогом, что нечего цеплять заразу. Она не малое дитя и не немощная старушка, чтобы за ней ухаживать. Истинная же причина крылась в том, что Валера ее тяготил. Играло свою роль и чувство вины за измену. Но не только. Умом она понимала, что Валера — идеален. Он — воплощение всех ее представлений о партнере. Всё портило гаденькое чувство «не хочу!» Маша убеждала себя, что это временное. Что это из-за проклятого Вереина, и всё пройдет. Нужно думать о будущем. Но самовнушение, в отличие от лекарств, не помогало.

— Потому что я этого хочу! — возразил Залесский.

— Убийственный аргумент. Валер, я сейчас, если честно, не хочу ничего. И никого. Ни видеть, ни слышать, ни осязать. Обоняние у меня до сих работает слабо, поэтому унюхать кого-либо я бы не смогла, даже если захотела. Вкусовые рецепторы тоже временно дезактивировались. Мне бы сейчас забиться в уголочек, открыть какое-нибудь чтиво, а часов в девять — завалиться спать. Вот и все мои мечты. Как бы эгоистично это не звучало.

— Но это же Новый Год!

— Такой вот у меня в этом году хреновый Новый Год. Я смирилась. Ты-то почему должен страдать?

— Может, я мазохист? — хмыкнул Залесский.

— Тогда уж садо-мазохист. Валер, ну что это за Новый Год? Езжай. Развейся. Дай мне спокойно отоспаться.

— Как Новый Год встретишь, так его и проведешь.

— Залесский, ты, блин, доктор наук, а веришь во всякую фигню.

— Значит, ты меня прогоняешь?

— Еще скажи «посылаешь».

— А разве нет так?

— Я тебя посылаю праздновать.

— Пока ты будешь страдать здесь в одиночестве.

— Если тебя мучает совесть, то воспринимай это как командировку в целях поддержания старых и налаживания новых деловых связей.

— А что я буду говорить про тебя?

— Только самое лучшее, — Маша улыбнулась. — Скажешь, что вырвался из-под пяты тирана, воспользовавшись ее минутной слабостью.

— Я правильно понимаю, что уговаривать тебя бесполезно?

Горская кивнула.

Валера побрел в прихожую. Хозяйка двинулась его провожать. Чмокнув Машу в кончик носа, Залесский наконец-то ушел.

Горская сходила в душ, надела теплый домашний костюм и вязаные носки, вынула последний кусок сиротливо притулившегося в холодильнике торта и включила планшет в режиме читалки. Мечты существуют, чтобы их воплощать.

Когда зевота стала одолевать окончательно, она позвонила маме. Нет, они всё же не приедут. Маша по-прежнему неважно себя чувствует. Хорошо, будет стараться. Пью. Дышу. Обязательно. Да, спасибо, но это не я защитилась. Сам Валера по партийному заданию внедряется во вражеские ряды. Знаю. Спасибо. Пока.

Осталось помыть тарелку из-под торта.

Теперь можно и поспать.

Увы, нормально поспать Маше не дали. В два часа ее разбудил звонок в дверь.

Новый Год пришел к Вереину в ночном клубе, под громкую музыку и вспышки огней. Компания «Мегадрома», костяк которой составили триалисты, решила отпраздновать Новый Год вместе. Когда Андрей узнал об этих планах, то решил поучаствовать финансово. Потом — и лично. А куда ему было идти? Мама жила не здесь, а в небольшом районом городишке, откуда он был родом. Переезжать в новый город она отказывалась категорически, объясняя свое нежелание тем, что там прожила всю жизнь, всех и всё знает. Здесь она кому нужна?

Олег и Васёк отмечали праздник в кругу семьи. Андрей мог бы присоединиться к ним, никто бы не прогнал. Хотя желанием приглашать тоже не горел. Да и сам Вереин туда не рвался: всё-таки семья — тонкая материя, нуждается в нежности и не любит чужих грубых рук.

Андрей сидел возле барной стойки и смотрел на колышущуюся в ритме музыки толпу. На кирпичные стены клуба, расписанные граффити. На свой бокал пива. В дорогущем костюме и классической рубашке он чувствовал себя здесь чужим. А может, дело было вовсе не в одежде. Среди танцующих хватало мужчин, одетых в «классику». Наверное, он стал слишком стар для подобных развлечений. Ему было скучно. Вокруг порхали симпатичные девчонки, призывно улыбаясь и покачивая телесами. Но его почему-то не «вставляло». И желания «вставить» не возникало.