Шрифт:
Свою жену-княгиню Юрий уважал.
Но уваженье - уваженьем, а любовные утехи Юрий уже давно искал на стороне и не считал сие большим грехом. Мало у кого из князей в то время не было жёнок-наложниц, бывало что и открыто с ними жили, а Юрий был осторожен. Да и недолговечными были его привязанности!
Только вот к Кучковне прикипел...
Степан Кучка вида не показывал, но злобу затаил.
Отправляясь в новгородский поход, князь Юрий велел тысяцкому собрать ещё один полк из молодших суздальских людей и идти следом за ним к Торжку.
Однако Кучка полк не собрал и к князю не пошёл, а насильно увёз жену и укрылся в своей подмосковной вотчине. Верные люди тотчас донесли князю, что Кучка держит жену в тесном заключении, бьёт смертным боем, а сам собирается отъезжать со всем двором в Киев, к великому князю Изяславу Мстиславичу.
Это была прямая измена!
Юрий оставил войско на воеводу Непейцу Семёновича и вборзе погнал с ближней дружиной к Москве.
В самый раз ворвались княжеские дружинники на боярский двор: холопы Кучки уже добро на сани укладывали. Ворвался Юрий в гридницу, а Кучка уже в длиннополой дорожной шубе сидит, лохматую волчью шапку в руке держит.
– Куда заточил боярыню свою?!
– с порога крикнул Юрий.
Не ответил Кучка, с лавки не приподнялся - только губы задрожали да красные пятна по щекам пошли.
Из тёмного угла выполз тиун, зачастил, льстиво заглядывая в лицо князю:
– В подклети боярыня... В подклети... Провожу...
– Веди, холоп!
Побежали по переходам, по лесенкам - князь Юрий, боярин Василий, старший дружинник Глеб, гридни-телохранители. Боярская челядь попряталась, а кто не успел - в стены вжимались, глаза прятали.
Грозен был князь, грозен!
Внизу, возле подклетей, было темно, как в сумерки. Сторожевой холоп отбросил копьё, рухнул на колени. На низенькой дверце — засов с большим висящим замком.
Холоп дрожащей рукой тыкал ключ в замочную скважину, не попадал с испугу, а оттого трепетал ещё больше. Глеб вырвал ключ, отшвырнул холопа в сторону, как ветошину; тот так и остался лежать, недвижимый.
Со скрипом приоткрылась дверца. Потянуло затхлой сыростью.
Вбежал Юрий в подклеть, а боярыня на лавке сидит - в ветхой хламиде, простоволосая, бледная, на лице синяки. Рядом столец малый, а на стольце простая глиняная корчага с водой, горсть пареного жита в глиняной же плошке.
Скудость пищи больше всего огневила Юрия. Голодом, что ли, морит жену злодей Кучка?!
Повернулся к Глебу, процедил сквозь зубы:
– Вели ссечь главу боярину... Немедля...
Уже вслед кинувшемуся исполнять княжескую волю дружиннику крикнул:
– Людям объяви, что за измену караю боярина, ни за что другое... Замыслил Кучка изменно бежать к супротивнику моему Изяславу Мстиславичу и людей своих к тому же подбивал...
Боярыню бережно отвели в ложницу.
Юрий возвратился в гридницу, где со страхом Божьим в душе ожидали решения своей участи семейные Кучки: сыновья Пётр и Аким Кучковичи и дочь Улита.
В углах стояли дружинники, поглядывали на Кучковичей недобро.
Юрий отпустил дружинников мановением руки, сказал приветливо:
– Нет на вас у меня гнева, не по своей воле бежали из Суздаля - отцовским наущением. Поезжайте во Владимир, ко князю Андрею, там пока поживёте. Содержать вас будет достойно. А что до тебя, красная девица... Приглянетесь с Андреем друг к другу, и о свадьбе можно подумать…
Княжеский гонец поскакал к смоленскому рубежу - звать в гости князя Святослава Ольговича. Причина была уважительная — приближались сороковины [121] по безвременно почившему князю Ивану Юрьевичу.
121
Сороковины– поминки, упокойная память на сороковой день после смерти.
На второй день Великого поста [122] князь Святослав Ольгович с сыном Олегом были уже на Москве. Не самое подходящее время для гостевания, но что поделаешь? Смертный час люди не выбирают, когда Господь позовёт, тогда и отходят в мир иной. Сороковины Иванка выпали на Великий пост...
Потому на Кучковом дворе (княжеских теремов на Москве ещё не было) не пированье было, а поминальный обед, К столу подавали только постное, грибки, да рыбу, да нехмельной мёд и клюквенный кисель. Но обед был силён, безмерно богата Русь всякой рыбой, сменяли друг друга на блюдах осетрина, стерлядь, белорыбица, белуга.
122
4 апреля 1147 г. По исследованиям проф. О. М. Рапова, в 1147 г. была не одна, а две встречи Юрия и Святослава в Москве - 4 апреля и 28 июля; в позднейших списках два летописных известия были объединены в одно.
Князья разговаривали негромко, кубки не сдвигали, вспоминали о князе Иванке с любовью и жалостью. По-родственному всё получалось, душевно.
Назавтра старшие князья уединились для серьёзного разговора.
Давно хотелось Юрию поговорить с князем Святославом откровенно, и вот случай представился. Общая скорбь по Иванке сблизила князей, открыла души для взаимного понимания.
Глубоко заглядывал Юрий Владимирович в межкняжеские распри. Не в горделивом нраве и даже не в алчности к вотчинам причины несогласий между ними, а в разном понимании жизненного пути.