Шрифт:
Но как отказаться от эдакой красоты?
Высокий берег Нерли - самое место для града. Сзади подпирают град тёмные сосновые леса, звериные тропы через них чужакам неведомы, а впереди, за Нерлью, до дальних окоемных лесов простирается пологая равнина. Привольно-то как, для взгляда радостно!
И вдругорядь навестил князь Юрий полюбившееся место, и ещё.
Наконец решил:
Здесь быть граду!
Боярин Василий согласился с ним:
Так, княже. Лучшего места не сыскать. Приказывай, а мы порадеем...
А про слухи о недобром видении Василий сказал так:
Сомнительно, чтоб на таком светлом месте недобрые виденья были. Мне другое рассказывали. Будто бы здесь было становище невинно убиенных князей-великомучеников Бориса и Глеба, к сонму святых причисленных. Значит, место это — святое. Вот поставим здесь часовенку в память Бориса и Глеба, никто в святости места не усомнится.
Строение Кидекши решили поручить старому огнищанину Корчоме, который после переезда княжеского двора в Суздаль оказался не у дел: всё переял ревнивый суздальский дворецкий Ощера Михайлович.
Корчома был доволен: и почётно, и покойно! Строитель и хранитель загородного княжеского замка! Что может быть желаннее для мужа, если годы уже на шестой десяток перевалили?
Начинал Корчома неторопливо, но обстоятельно. Со всех сторон обозначил вотчину межевыми знаками. Сселил с княжеской земли два близлежащих села, чтоб лишние люди вокруг не шлялись, а третье, что стояло на устье речки Каменки, оставил. Славилось то село искусными ладейными мастерами, плотниками, кузнецами. Они и строили княжеский двор, такой им урок был положен вместо ежегодной княжеской дани.
Желанью Юрия поставить в Кидекше каменный дворец Корчома не воспрепятствовал, но осторожно посоветовал погодить. Как закончится суздальское городовое строение, освободятся обжигальные печи, начнут мастера делать кирпичи для Кидекши. По летнему ладейному ходу и зимой, на санях, повезут кирпичи в Кидекшу. А потом и артель каменщиков из Суздаля придёт. Пока же разумно для князя деревянный высокий терем поставить.
Не по душе было Юрию промедление, но совет огнищанина он принял.
Перво-наперво артель плотников из своего же вотчинного села быстро срубила часовню в память святых мучеников Бориса и Глеба. Приглядным получилось строение - не часовня даже, а малая церковка с алтарём и галереей вокруг.
Будущий княжеский двор окружили валом и частоколом со сторожевыми башенками на углах. Против большой рати такой крепостце не выстоять, но от наезда малыми людьми отсидеться можно.
Близ стены, что выходила к пойме реки Нерли, поставили высокий княжеский терем. Из верхней светлицы, через широкие окна, были видны заречные дали (так приказал князь).
Терем быстро наполнялся всякой дворцовой утварью, необходимой для обихода. Тут Корчоме пришлось изрядно поспорить с Ощерой: суздальский дворецкий норовил подсунуть, что похуже, - жадничал. Но княжеским именем и своим упрямым напором Корчома выгреб из дворцовых подклетей всё необходимое. Князь Юрий, побывавший в Кидекше, остался доволен. В гриднице по стенам развешаны оленьи и турьи рога, медвежьи шкуры, колчаны со стрелами и богато изукрашенные охотничьи луки. Сие со значением было сделано. Любой мог убедиться, что терем для княжеской охотничьей забавы поставлен, отдохнуть после ловитвы.
В ложнице - постель широкая, супружеская. Хоть и не женился ещё князь Юрий, но Корчома предчувствовал, что ложе пустовать не будет. Постельничий боярин Василий привёз из Ростова молодую боярскую вдову Ульяну, определил в ключницы, а каморку ей распорядился отвести рядом с княжеской ложницей; недогадливый - и тот поймёт, что к чему.
К тому же Василий строго-настрого приказал, чтобы Ульяну не обижали и обходились с ней бережно. Княжеским именем приказал, не поспоришь. Но и без того не стал бы огнищанин пристроживать новую ключницу. Понравилась ему Ульяна: молодая, пригожая, нравом смирная, быстрая в движеньях. Бабья кика [42] на голове, а смотрится девица девицей. А чему удивляться? Едва двадцать годочков будет вдове, в самый раз подружка юному князю!
42
Кика– головной убор замужней женщины.
Пусть живёт Ульяна в покое и неге, если такую милость Господь ей явил... .
Но покоя Ульяна не искала, чем ещё больше понравилась огнищанину Корчоме. Едва успела подвязать к пояску связку ключей, так сразу забегала, захлопотала по хозяйству, освободив огнищанина от мелочных дел. Дворовая челядь слушалась ключницу беспрекословно. Не из чёрных людей была Ульяна - боярская вдова. Да и об особой милости к ней князя Юрия Владимировича многие знали.
Вдоль стены, перед теремом, поставили бревенчатые клети с крепкими дверями и висячими замками: под готовизну, хлеб, всякие иные припасы. Рядом поварня, птичник. Когда бы ни нагрянул князь со своими мужами, яства под рукой. Да и постоянных жильцов надо кормить, было их до сотни: дворовая челядь, комнатные холопы, повара, медовары, воротные сторожа, городовые вои со своими десятниками. Здесь, на хозяйском дворе, ключница Ульяна властвовала безраздельно, и видно было, что эта маета ей в радость.
Самое высокое и светлое место в кольце валов оставили под будущую соборную церковь и каменный княжеский дворец, чтобы было где строить, когда время придёт.
А с большой дружинной избой медлить не стали, срубили её возле самого княжеского терема. А из избы - крытый переход прямо в княжескую гридницу, чтобы мигом приспели дружинники, если позовут.
Складный получился градец, нарядный, ласково светился свежим тёсом. Поначалу беспокоился Корчома, что приедет князь, а в Кидекше строительный разор. А как благоустроили всё, заскучал. Не терпелось огнищанину показать князю завершение своих трудов. Но господин Юрий Владимирович всё не ехал и не ехал, мотался между Суздалем и Ростовом, в Ярославле смотрел городовое ополчение, в Белоозере давал суд людям (давно не бывал в самом северном ростовском пригороде, умолили белозерские мужи - поехал).