grayscale: Даже не извинилась?

boundbydad: Даже не извинилась.

grayscale: Девчонки - отстой.

boundbydad: А парни ангелы?

Мы продолжаем переписываться ещё примерно час. Я бы лучше поговорил с ним по телефону, но его родители не хотят, чтобы у него был мобильный, и я знаю, что мама иногда проверяет мои телефонные звонки, когда я в душе. Хотя, это мило. Это, кажется, единственная часть моего дня, которая действительно стоит времени.

Мы тратим десять минут на прощания, как всегда.

boundbydad: Я правда должен идти.

grayscale: Я тоже

boundbydad: Но я не хочу.

grayscale: Я так же.

boundbydad: Завтра?

grayscale: Завтра!

boundbydad: Желаю всего хорошего.

grayscale: Тебе тоже.

Это опасно, потому что, как правило, я не позволяю себе желать что-нибудь. Когда я был ребёнком, слишком часто я складывал свои ладони или закрывал глаза и полностью посвящал себя вере во что-то. Я даже думал, что в моей комнате есть места, которые больше, чем другие подходят для этого. Под кроватью было неплохо, но на кровати нет; ещё был угол шкафа, до тех пор, пока каждый раз приходилось ставить на колени коробку из-под обуви с карточками бейсболистов. Никогда больше за моим столом, но всегда с открытым ящиком для носков. Никто никогда не внушал мне эти правила - я придумал их для себя. Я мог тратить часы, сидя на полу и желая что-нибудь конкретное - и каждый раз сталкивался со стеной полного безразличия. Без разницы, было ли это желание о хомячке или чтобы мама перестала плакать - но ящик с носками будет открыт, и я буду сидеть за моими игрушечными шахматами с тремя фигурами в одной руке и гоночной машинкой в другой. Я никогда не надеялся, что всё станет лучше - лишь бы что-то одно стало лучше. И это никогда не происходило. Поэтому в конечном итоге я сдался. Я сдаюсь каждый день.

Но не с Айзеком. Это пугает меня иногда. Хочу, чтобы это работало.

Позже ночью я получаю от него электронное письмо.

Я чувствую, что моя жизнь так не собрана сейчас. Словно всё это маленькие куски бумаги, и кто-то включил вентилятор. Но, разговаривая с тобой, я чувствую, что вентилятор выключается на некоторое время. Будто вещи на самом деле могут иметь смысл. Ты определённо помогаешь мне собраться, и я так это ценю!

БОЖЕ Я ТАК ВЛЮБЛЁН.

Глава третья

Ничего не случилось за неделю. Я не говорю об этом образно, будто есть недостаток важных событий. Я имею в виду, что ничего не происходит. Абсолютное равновесие. Это нечто неземное - говорить вам правду.

Есть подъем и утренний душ, и школа, и Тайни Купер, и парта, и печальный взгляд на мой Волшебный Школьный Автобус из Детского Бургер Кинга на протяжении каждого урока, и облегчение от звонка после восьмого урока, и автобус домой, и домашняя работа, и ужин, и родители, и закрытие двери, и хорошая музыка, и Фэйсбук, и чтение обновлений статусов людей без обновления своего, потому что моя политика закрытого рта доходит до текстового общения, и затем есть кровать, и подъем, и душ, и снова школа. Я не возражаю. Пока жизнь идет, я предпочту тихое отчаяние радикальной биполярности.

Затем в четверг вечером, я иду домой, и Тайни звонит мне, и некоторые вещи начинают происходить. Я здороваюсь, и Тайни, путем вступления, говорит: «Ты должен прийти на встречу Альянса Геев и Гетеросексуалов завтра».

И я говорю: «Ничего личного, Тайни, но я, правда, не участвую в объединениях. В любом случае, ты знаешь мою политику о внеурочной деятельности».

«Нет, я не знаю»,- отвечает Тайни.

«Ну, я против них,- говорю я,- просто урочной программы достаточно. Слушай, Тайни. Мне нужно идти. Мама на другой линии». Я вешаю трубку. Мама не была на другой линии, но мне нужно было повесить трубку, потому что я больше не могу разговаривать о чем-либо.

Но после Тайни перезванивает. И он говорит: «На самом деле, мне нужно, чтобы ты пришел, потому что мы должны получить наши номера участников. Наше школьное финансирование частично основано на посещении встреч».

«Почему тебе нужны деньги от школы? У тебя есть свой дом».

«Нам нужны деньги для того, чтобы мы могли поставить Крошечного Танцора».

«О. Мой. Дорогой. Святой. Господь», - говорю я, потому что Крошечный Танцор - это мюзикл, написанный Тайни. В основном, это слегка беллетризованная история жизни Тайни, только спетая, и это - я имею в виду, я не использую это прилагательное беспечно – самый гейский мюзикл за всю историю человечества. Это правда о чем-то говорит. И говоря «гейский», я не имею в виду, что он отстой. Я просто имею в виду, что он гейский. На самом деле он – как мюзикл - вполне хороший. Песни привлекают внимание. В особенности я люблю «Футболист (Любит Твердые Концы)», который включает в себя незабываемый куплет:

Раздевалка для меня не порно,

Потому что вы все отвратительно жалкие.

«Что?»- скулит Тайни.

«Я просто волновался, что это может быть, ох - что Гэри говорил в тот день - «плохо для команды», - отвечаю я.

«Это именно та вещь, которую ты можешь сказать завтра!»- отвечает Тайни лишь с намеком на разочарование в своем голосе.

«Я пойду»,- говорю я и бросаю трубку.

Он перезванивает, но я не отвечаю, потому что я сижу на Фэйсбуке, просматривая профиль Тайни, прокручивая его список в 1532 друга, где каждый милее и стильней предыдущего. Я пытаюсь разобраться, кто точно состоит в Альянсе Геев и Гетеросексуалов, и смогут ли они перерасти в нераздражающую Группу Друзей. Пока я могу сказать, что это только Гэри, Ник и Джейн. Я глазею на крошечную фотографию профиля Джейн, на которой она держит в руках гигантский талисман, находясь на коньках.

И прямо после этого, я получил заявку на добавление в друзья от нее. Через пару секунд я принял, и она написала мне.

Джейн: Привет!

Я: Привет.

Джейн: Извини, это, наверное, неуместное место для восклицания.

Я: Ха. Все хорошо.

Я посмотрел ее профиль. Список любимой музыки и книг неприлично длинный, и я только могу посмотреть песни на букву «А», пока не сдаюсь. Она выглядит мило на фотографиях, но немного не так, как в реальной жизни - ее улыбка на фото не ее настоящая улыбка.