Шрифт:
Время от времени попадаются учителя вроде миссис Гроуер - неудачники-садисты. То есть, быть учителем французского нелегко, потому что никому больше не нужно говорить на этом языке. И пока она целует крутым деткам их derriers (прим. переводчика: фр. Тыльная сторона ладони), простых учеников ставят перед фактом, что они лишь тратят ее время. Так что она отыгрывается раздачей нам тестов каждый день или гейских заданий типа «оформите свою собственную отсылку на диснеевских персонажей», а потом все в классе делают вид, что действительно удивлены моим: «да, моя отсылка к диснеевским персонажам - это Минни, пытающаяся развлечься с Микки, используя багет в качестве фаллоимитатора», но так как я не имею ни малейшего понятия, как фаллоимитатор будет на французском, я просто говорю «фаллоимитатор», а она делает вид, будто не имеет ни малейшего понятия, о чем я говорю, а затем сама заявляет: «Не думаю, что Минни и Микки, поедающие багет, являются хорошей отсылкой». Не сомневаюсь, она влепит мне минус за урок. Знаю, меня должно это волновать, но на самом деле, вам будет трудно отыскать вещь в мире, которая заботит меня меньше, чем моя оценка по французскому языку.
Единственная стоящая вещь, которой я занимаюсь утром - пишу «Айзек, Айзек, Айзек» в своем блокноте снова и снова, а потом рисую рядом Человека-Паука, произносящего это в своей паутине. Да, Паук получается не очень-то уж и похожим, но я делаю это все не для того, чтобы выглядеть крутым.
На ланче я сижу с Дереком и Саймоном. Каждый раз мы сидим, словно в зале ожидания, иногда один из нас что-то произносит, но в основном мы молчим, каждый в своих мыслях. Бывает, мы читаем журналы. Когда кто-то подходит к нам - мы поднимаем взгляд, но даже это случается крайне редко. Мы игнорируем большинство людей, которые проходят мимо, даже тех, с кем мы раньше общались. Но не подумайте, что Саймон и Дерек помешаны на девчонках – они помешаны на компьютерах.
Дерек: Как ты думаешь, разработчики порадуют нас выходом х18 до лета?
Саймон: Я читал в блоге одного проверенного источника, что это возможно. Было бы круто!
Я: Держи свою домашку, Саймон.
Когда я смотрю на девушек и парней, сидящих за столиками, мне трудно даже представить, о чем они говорят. Эти люди такие скучные, но все же, из всех своих сил, они стараются скрыть это за своими громкими разговорами. Я бы лучше сидел и ел.
У меня есть небольшой ритуал: в 2 часа дня я заставляю себя радоваться концу школьного дня, словно 2 часа – это та самая точка времени, когда я могу взять отдых до конца дня.
Математика; Маура сидит рядом со мной. Она прознала о моем ритуале и, теперь каждый день я получаю ее: « поздравляю!», «может, мы уже пойдем?», «если это не закончится в ближайшее время, то я выйду в окно» на помятом листе бумаге. Я знаю, я должен как то отвечать на это, ну или хотя бы реагировать, но, в большинстве случаев, я просто ее игнорирую. Я думаю, она хочет замутить со мной, ну или сходить на свидание, но я понятия не имею, как я должен на это реагировать.
Каждый в школе занимается в кружках после занятий.
Мой кружок – поход домой.
Иногда я останавливаюсь в парке и стою там, словно столб, но только не в феврале, не в этом до пиздеца холодном пригороде Чикаго (известный местным жителям как Напервиль). Если я пойду в парк сегодня то, гарантирую, я отморожу себе яйца. Не то, чтобы я пользовался ими при каждом удобном случае, но мне хотелось бы иметь их при себе. Так, на всякий пожарный.
Плюс у меня есть дела поважнее, чем выслушивать мнения по поводу того, когда я должен зависать (по их мнению-никогда), от всяких чуваков, бросивших колледж, и чем видеть, как эти придурки из нашей школы смотрят на меня свысока, потому что я недостаточно крутой, чтобы пить и курить вместе с ними; но при этом я недостаточно крутой, чтобы полностью от всего этого воздерживаться. Я вообще где-то в золотой середине, как мне кажется. Я перестал пытаться стать одним из стада-которые-не-признают-что-они-в-стаде еще в девятом классе. Я как бы не хочу страдать от алкоголизма, или еще чего похуже.
Мне нравится приходить домой и осознавать, что дом предоставлен мне одному. Хотя бы не приходится тратить силы на игнорирование моей мамы, когда она не рядом.
Для начала я включаю компьютер и смотрю, онлайн ли Айзек. Но он не в сети, так что я иду на кухню и делаю себе бутерброд с сыром (но я слишком ленив, чтобы жарить его), потом я дрочу. Это занимает минут 10, но не то, чтобы я засекаю…
Вернувшись к компьютеру, я обнаруживаю, что Айзек все еще не в сети. Он единственный человек, который находится в моем «списке друзей». Что, блять, вообще за «список друзей»? Нам что, 3 года?
Я: Привет, Айзек, хочешь быть моим другом?
Айзек: Конечно, приятель! Пошли заниматься фишингом? (прим. переводчика: фишинг (англ. Fishin’)- вид интернет-мошенничества, целью которого является получение доступа к конфиденциальным данным пользователей)
Айзек знает о том, как я ненавижу все эти интернетовские штучки, и он тоже их терпеть не может. Возьмем, к примеру, «лол». И если в мире есть более тупая вещь, чем «список друзей», то это определенно «лол». Если кто-нибудь, когда-нибудь использует «лол» в разговоре со мной – я выкину свой компьютер прямо из окна, но перед этим я разобью его о ближайшую голову.
Я имею в виду, не похоже, что кто-либо вообще «ржетниможет» с тех вещей, на которые он пишет «лол». Я думаю, что это стоит произносить, как «лолл», как будто это говорит человек, которому сделали лоботомию. Лолл, лолл. Я не могу больше думать. Лолл. Лолл!
Или же «поговорим позже». Эй, стерва, на самом деле ты даже не говоришь, ведь разговор подразумевает голосовой контакт.
А еще есть ‘’<3’’. Ты действительно думаешь, что сердце выглядит так? Если ответ да, то это лишь потому, что ты никогда в жизни не видел мошонку.