– Виски со льдом.

Нужно успокоиться. И выкинуть на время Ромухова из головы. В конце концов, цена за возможность избавиться от Круглова не столь высока. По крайней мере, сейчас ей хотелось так думать.

Наталья окинула взглядом зал. Драпированные светло-сиреневой тканью стены с ажурными светильниками под потолком. Ряд столиков из темного дерева, накрытых белоснежными скатертями. В глубине зала небольшая полукруглая сцена, декорированная цветами. Уютная обстановка, легкая музыка, аромат кофе, разлитый в воздухе. Все, как обычно. Как и несколько недель назад, когда она ужинала здесь с Алексеем. Напряжение, сковавшее ее, отступило. Вспомнилось его лицо с высокими скулами, твердая линия губ, лучики морщинок в уголках глаз. Как же она любила его. Растворялась в нем, поминутно подмечая, как предательски быстро стучит сердце, когда он рядом, выдавая ее волнение и трепет. В тот день он принадлежал только ей. Женька, эта никчемная, глупая кукла, осталась для него в прошлом. Больше ничто не разделяло их с Алексеем, и эта мысль наполняла Наталью ощущением триумфа. Сладостный вкус победы заставлял забыть обо всем. Она старалась невзначай коснуться его руки, когда он передавал ей соль, или подливал вина, упиваясь невыразимым счастьем от сознания, что он сейчас с ней. ОН ТОЛЬКО ЕЕ. Наталью не пугал его пустой, отрешенный взгляд. Напротив, читая в нем боль, она радовалась тому, что любовь, которую он придумал себе, умирает, корчась в агонии. Пусть сдохнет это проклятое чувство, что отнимало его у нее. Боль утихнет, и она, Наталья, будет с ним, когда Алексей очистится от пагубного влечения, разрушившего его жизнь.

И Наталья была готова заплатить любую цену за возможность быть с НИМ. Не с братом, но с мужчиной, который для нее дороже жизни.

Она взяла в руки бокал с виски, который принес официант, и отсалютовала в пустоту:

– За тебя, Алеша! За наше будущее, которое у нас никто не отнимет!

Первый же глоток обжег горло. Наталья поморщилась, но выпила виски до дна.

До воскресенья оставалось всего четыре дня. А дальше… жизнь, в которой одиночеству не будет места, и думать об ином уже не хотелось.

27 глава.

Густая, вязкая темнота застыла в комнате. Казалось, ее можно резать ножом. Один взмах, и она распадется на куски, спадет на пол бесформенной грудой, а на ее место придет пустота. Она расползется по углам, сотрет очертания предметов, едва различимых сейчас в тусклом свете ночника, и я буду бесконечно падать в нее, без сожаления и сомнений, ведомая лишь единственным желанием - заснуть и ни о чем не думать, ничего не знать. На столике брошенные в беспорядке книги и несколько карандашных зарисовок – маленькая девочка с короткими вьющимися волосами и разрушенный дом с зияющими дырами вместо окон. Я взяла рисунок и дрожащей рукой провела по хмурому детскому личику с насупленными бровками. Если бы я могла хоть что-то изменить, отмотать назад черно-белую пленку жизни, избежать раздирающего на части кошмара, что каждую ночь приходит в мои сны, скользит по телу липкими пальцами, заставляя вздрагивать от ужаса и омерзения.

Я боролась с собой. Из последних сил продолжала верить, что все наладится, убеждала себя, корила за трусость и малодушие. Но я боялась. Каждого узи, каждой процедуры, что проводили врачи. Они просматривали результаты анализов, качая головой, отмалчивались, когда я задавала вопросы, от которых зависело так много. «Что? Как? Почему?» А в ответ получала лишь невразумительное: «Мы наблюдаем, требуется время». Кислицина, с которой я столкнулась несколько дней назад, направляясь на очередной осмотр, бросила в мою сторону слова, заставившие похолодеть:

– Кого ты родишь, глупая? Уродца с патологией, который не проживет и суток. Плод отстает в развитии, и это на шестнадцатой неделе. На что ты рассчитываешь?

Я сжалась и опустила голову.

– Какая вам разница, - голос дрожал, - какая вам разница!

– Никакой! Только попридержи своего мужа, или кто он там тебе. А то опять обвинит врачей во всех грехах. Это твой выбор, Бекетова и тебе за него расплачиваться.

И я платила мучительным ожиданием. Время для меня словно остановилось. Однообразные серые дни сменяла ночь, наступало утро и снова день. Я потеряла им счет, утратив ощущение реальности. Мои часы были разбиты, и стрелки замерли в одном положении. Они показывали лишь вчера. Вчера, заполненное болью и отчаянием. Вчера, от которого я бежала. Вчера, которому не было конца. Безвременье, где воспоминания подменяли реальность, где стиралась тончайшая грань между настоящим и прошлым.

Я подошла к окну. Отдернула занавеску и посмотрела вниз. Несколько лавочек, зажженные фонари, в свете которых вились мотыльки, дорога, уходящая в никуда. Пахло дождем. На небе яркими вспышками змеились молнии. Я дернула створку окна и распахнула его настежь. В комнату ворвался ветер, ероша волосы и сбрасывая с подоконника листы. На короткое мгновение я ощутила себя живой. Там, внутри, под тяжелым пологом отчаяния вспыхнула надежда. Завтра. Каким бы оно ни было, что бы ни происходило сейчас, оно наступит. Мое завтра, которое никто не в силах отнять у меня. Я подставила руки под тугие струи, забарабанившие по подоконнику. Блестящие темные капли устремлялись вниз, разбиваясь об асфальт. Я вдохнула полной грудью. Впервые за последние два месяца я позволила себе думать о том, что ждет меня впереди. Боль обожгла, как расплавленный свинец, вонзила острые когти, разрывая душу. Но сейчас я была готова выдержать удар. Расправила плечи, принимая тяжелую ношу. У каждого свой крест и своя судьба. Я не сломаюсь. Я выдержу. Я... Воспоминания нахлынули черным потоком. Смятое покрывало, сброшенное на пол, обжигающий холод шелковых простыней, тягучий, гнусавый голос, режущий слух, и … пустота. Я словно провалилась под толщу льда. Дыхание замедлилось. Я судорожно глотнула воздух, рванувшись на поверхность. Дождь все так же барабанил по подоконнику. Призрачный свет фонарей отливал жидким золотом, расцвечивая блестевший асфальт. Я обняла себя за плечи. По щекам катились слезы. Тебе не выбраться со дна. Можешь биться сколько угодно. Можешь обманывать себя, строить иллюзии. У тебя осталось лишь вчера. Ты заперта там, и ключ выброшен. Ну же, давай, возрази. Найди слова, которые усмирят боль, заставят тебя поверить, что ничего не было. Ты поворачиваешься к проблемам спиной, трусливо бежишь от них, наивно полагая, что это спасет тебя. Я закрыла уши руками.

– Нет… Нет… - я замотала головой.

Меня трясло, как в лихорадке. К горлу подкатила тошнота. Темнота вокруг сгустилась, воздух с трудом проникал в легкие.

– Ты никому не нужна. Думаешь, твоя мать любила тебя? Почему же она сдала тебя в интернат? Почему бросила тебя?.. Ты такая же, как и мы. И нечего строить из себя особенную…

– Я подал документы на развод. Через два месяца мы будем свободны друг от друга…

– Тебе будет хорошо, Женя… Я не хотел причинять тебе боль, но ты сводишь с ума…

Какофония голосов в голове сводила с ума. Я вцепилась в подоконник, ища в нем опоры. Ноги подкашивались, перед глазами повисла пелена. Сколько еще я выдержу, пока не сломаюсь окончательно? Сколько?.. Отчаянный крик сорвался с губ. Я прижала ладонь ко рту, захлебываясь слезами. Ветер трепал занавеску, бросая в лицо холодные капли. Деревья, стеная, клонились к земле. Моя жизнь как нескончаемая ночь. Беспросветная мгла, которой нет ни конца, ни края. Крупицы счастья, за которые я всегда расплачивалась болью. Разбитые иллюзии, калечащие душу и оставлявшие после себя незаживающие раны.