Шрифт:
* * *
– Вот и все, - Логунов поглядел вслед заправщику, что увез Малюгина.
– Мои уже, наверно, и окапываться закончили. До утра - свободное время, можно отдыхать.
– Ночью они не пойдут, - согласился Иванов.
– Но посты я уже выставил. Могут прислать разведку.
– Могут... У нас два часовых. У орудия всегда кто-то дежурит. Кто первый увидит фрицев, дает два зеленых свистка. И все сразу на ногах.
– Два зеленых свистка - это вы хорошо придумали, - оценил Иванов.
– Главное - фрицы не заметят. А заметят - не догадаются.
– Не догадаются, - подтвердил Логунов.
У ближайшей мазанки, где сидели танкисты, кто-то запел. Негромко, вполголоса.
Слева перелесок, справа вырос ДОТ.
Только нам приказано...
Только нам приказано...
Нам сейчас приказано:
Все что видим сокрушить
И вырваться вперед!
Товарищи певца подхватили:
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы, жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы, жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
– Ого, у тебя тут, оказывается, певцы, - Логунов прислушался.
– И неплохо у них получается.
– Экипаж Скиданова. В той жизни он на сцене филармонии пел. Сейчас водитель. Лихой парень. И ребята у него подобрались хорошие. Петь тоже любят. А эта песня у нас, вроде, бригадная.
Скиданов опять затянул:
А первая болванка, а первая болванка...
А первая болванка, попала танку в лоб,
Первая болванка...
Первая болванка...
Механика-водителя
Загнала прямо в гроб!
И опять трое лихо рванули:
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы жить!
В танковой бригаде не приходиться тужить!
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
Логунов остановился:
– Невеселая, а хорошо получается. Тоска и удаль... Самая солдатская песня для войны.
– Как живем, так и поем, - Иванов тоже остановился, прислушался.
Скиданов опять затянул:
Потом зажигалка попала в бензобак...
Вторая зажигалка попала в бензобак.
Вспыхнул танк, как факел...
Вспыхнул танк, как факел,
Гроб пылал как факел,
А я выбрался кой-как.
Ребята дружно подхватили:
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы, жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
И снова Скиданов:
Меня вызывают в особый отдел...
Меня вызывают в особый отдел:
Почему, скотина,
Ты такой мерзавец?
Почему, мерзавец,
Вместе с танком не сгорел?!
И снова:
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы, жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы, жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
Хорошая получилась у танкистов песня. Логунов вспомнил, в "Чапаеве" солдаты в ночь перед боем тоже пели "Черного ворона". А запевала тянул:
Я им отвечаю, я им отвечаю...
Я им отвечаю,
Я им говорю:
В следующей атаке...
В следующей атаке...
В следующей атаке обязательно сгорю!
И в четыре голоса, лихое, бесшабашное:
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
– Здорово у вас получается, - оценил Логунов.
– А как с этим... с цензурой?
– С цензурой?.. Причем тут цензура? Народное творчество. Да там ничего такого и нет.
– Кто захочет, тот найдет.
– Так у меня контузия, - напомнил Иванов.
– Я после нее плохо слышу. Да и услышал бы... Кто я такой, чтобы в песнях разбираться?
– Особист может помочь, - подсказал Логунов.
– Он как раз в песнях и разбирается. У всех особистов широкий диапазон знаний и возможностей. По нашему, полковому, знаю.
– А ну их всех!..
– рассердился Иванов.
– Дальше фронта не пошлют. А песня хорошая. И знаешь, что я тебе скажу: в нашей бригаде можно. Наш комбриг вместе с Рокоссовским сидел. Одну баланду хлебали. Корешки. И особист у нас тоже... Как бы тебе это сказать...