– А у нас хлиб убралы. Пид озимые як раз доща трэба.

– У вас другой земля, другой погода, - согласился Булатов.
– У нас озимый пшеница не сеют... Знаешь, Григоренко, к нам однажды ягоду очень вкусную привезти с Украины. Совсем еще весна шел, а ягода уже выросла. Как вишня, только большая и сладкая. Забыл, как называется... У вас такая растет?

– То чэрэшня... Ни, нэ растэ у нас, Булат, бильш чэрэшня. Нимци биля хат вси дэрэва повырубалы.

– На дрова?

– Ни, боятьця, що из-за дэрэва гранату в викно кынуть, або з ружжа пульнуть. Воны усэ повырубывалы, щоб за вэрсту було видно, хто до хаты йдэ.

– Ты извини, Григоренко, - Трибунский подвинул свою шинель поближе.
– Я вот что хочу спросить: очень тяжело было в оккупации?

– А як ты думав... Адразу, що из иды було, усэ забралы. Потим худобу усю подчистую. Хлопцив та дивчат - в ниметчину. Потим и сэло спалылы.

– Как же вы жили?

– Мы?
– Григоренко как-то странно посмотрел на Трибунского.
– Батько з сорок першого на фронти. Маты в зиму вмэрла вид запалення легких. Старшый брат у полицаи нэ пишов, його нимци вбылы. Мы з дидом в партызаны подалысь. Так и жилы...

– Григоренко свернул цигарку, выбил "катюшей" искру и, будто забыл о разговоре, долго раздувал тлеющее красное пятнышко.

– Всем спать!
– велел Логунов.
– Завтра наговоритесь.

Замолчали. И верно, спать пора.

Логунов закинул за плечо автомат и пошел проверять посты. Благо идти далеко не пришлось. У второго орудия дежурил Баулин.

– Все в порядке, товарищ старший сержант!
– доложил он. И тут же добавил с удовольствием: - А небо затянуло. Красота!

– Спать хочешь?
– спросил Логунов.

– Очень хочу, - признался Баулин.
– Вроде держишься, а сон втихаря подкрадывается и наваливается, аж терпеть невозможно.
– Баулину хотелось скоротать время разговором.
– Хоть бы дождь, что ли, пошел, сразу бы сон разогнало.

– Где я тебе дождя возьму, - поддержал разговор разгадавший хитрость солдата Логунов.
– Ты потерпи. Главное - не стой, ходи больше. Взвод спит. Тебе сколько еще?

– Через час Глебов сменить должен.

– Час быстро пролетит. Ты главное - прислушивайся. Ночь тихая, раньше услышишь, чем увидишь...

У первого орудия Логунов застал двоих - Гольцева и Земскова.

– Не спится что-то, - объяснил Земсков.
– Нога побаливает. А ему повеселей.

– Ни к чему вдвоем, - не согласился Логунов.
– Завтра бой, силы беречь надо. Гольцева скоро сменят. А тебе как раз и полежать.

– Належался. А при разговоре про ногу забываю. Тут у нас с Гольцевым разговор интереснейший.

– Как хочешь, твое дело.

– Товарищ гвардии сержант, а вопрос задать можно?
– спросил Гольцев.

– Задавай.

– Вы, говорят, с сорок первого года воюете?

– С сорок первого.

– Когда война началась, вы что подумали?

Логунов вгляделся в белеющее в темноте лицо Гольцева, но, как ни старался, выражения глаз не уловил и не понял, к чему тот задал этот вопрос.

– Умного ничего не подумал. Подумал приблизительно то же самое, что и ты.

– Так я же думал, что мы их сразу разгромим и уже через месяц будем в Берлине.

– И наверно, тебе было обидно, что ты не успеешь повоевать и покрыть себя славой?

– Примерно так.

– И был уверен, что после нападения Гитлера в Германии революция начнется, - подсказал Земсков.

– Конечно, - подтвердил Гольцев.
– И про революцию тоже...

– И я рассуждал примерно так.

– А когда фашисты нажали?
– не отставал Гольцев.

– А когда нажали - пошел воевать.

– Я не об этом. В сорок первом, в сорок втором вы были уверены, что победим? Тогда так отступали, что газеты страшно было читать, радио слушать страшно. Вы в это время верили?

"Верил или не верил?" - Логунов вспомнил первые дни войны.

Он пришел в райком комсомола. Думал - ему там дадут направление в военкомат, чтобы в армию взяли. Досрочно, добровольцем. А секретарь райкома, девушка лет на пять старше его, Валя Андрушкевич, осунувшаяся, с усталыми глазами, встретила его, как будто только утром они виделись.

– Логунов, - сказала она, едва он вошел в кабинет, - хорошо, что пришел. Хотела посылать за тобой. Собери человек десять хлопцев покрепче и идите по этому адресу. Будете помогать переоборудовать школы в лазареты, - и протянула ему бумажку с адресом.