Древесные варяги среди древесных вод,

Древесных дев прелестный, чудесный хоровод,

Спасательный древесный тяжеловесный круг...

Так мой поверил друг.

Что он и всё вокруг —

И дом его, и дверь его.

Чердак, чулан, чубук —

Из дерева, из дерева:

Береза, вяз.

Дуб, бук!

БЕРЕЗЫ

— Тянущий церковное вино.

Окружен старинными вещами,

Чем угодно можешь грезить, но

Сравнивать березы со свечами —

Ты подумай! — зто все равно,

Что морозы сравнивать с печами! —

Так промолвил я, пожав плечами,

Но, взглянув случайно за окно,

Я увидел целые обозы.

То есть вереницы тягачей

В белом свете гаснущих лучей,

Странный груз влачащих...

— Это что за

Пачки циклопических свечей?

— Это,—ты ответил мне,—березы!

ПЕРЕСКАЗ,

ИЛИ КАК Я ПЕРЕВОДИЛ

«ПЬЯНЫЙ КОРАБЛЬ» АРТЮРА РЕМБО

Я не перевожу, а я читаю

Его как будто просто для себя,

И никакой надежды не питаю

Я, времени напрасно не губя,

Прекрасный текст в тиски размера втиснуть

А вам-то удавалось? Черта с два! —

Так пусть топорщатся, чем кисло виснуть,

Прекрасно-непокорные слова!

И, может быть, победы долгожданной

Таким путем я и добьюсь как раз,

А вообще выходит вот что: «Пьяный

Корабль» не перевод, а пересказ!

***

На и роя у навалился я, кляня

Ее невероятное упорство.

Стихи же, будто позади меня,

Стоят и смотрят на единоборство.

Они ничем не могут мне помочь,

Но с ними и во сне и наяву я

Содружествовать буду день и ночь,

Над прозою победу торжествуя!

ДАЛЬНИЕ ЗВЕЗДЫ

Как ни давно

Живу на свет»-,

К чему глаза бы ни привыкли.

Но не обрел я даже трети

Мне предназначенных реликвий

И не прочел и половины

Тех книг, что должен прочитать я.

Хотя и в этом не повинны

Их авторы, мои собратья,

А что касается полотен,

Подобных неоткрытым звездам.

Их в бездне столько тысяч сотен,

Что и каталог их не создан!

ЕСТЕСТВЕННОСТЬ

Вечером,

Как только шум уляжется,

Слышу: речь идет о тишине

И спокойствии, и. как мне кажется.

Даже, может быть, и обо мне.

— Да, едва ли что-то еще есть у него!

– Разумеется. И от него

Надо ждать чего-то сверхъестественного

Или уже больше ничего.

И, быть может, не во мне, но есть в ином

Сверхъестественная мощь борца.

Позволяющая ему

Естественным

Ныть

И оставаться

До конца!

* * *

Из мира

Облачных

Страниц,

Разрозненных Двадцатым веком,

Одна из прилетевших птиц

Вдруг обернулась человеком,

И там, где лунное ведро

Ушло в небесные чернила.

Свое летучее перо

О серн Венеры очинила:

— Все станет на свои места.

Уход твой назовут утратой

В год от рождения Христа

Две тысячи девятьсот пятый.

А до тех нор доволен будь

И безмятежностью забвенья,

Ложась своей же гордой тенью

На собственный свой торный цуть!

— А! Предрекать одно и то ж

Мы любим: лишь в Грядущем слава!

А вдруг придет скорей, чем ждешь,

Своя удача, величава!..

Но с валуна вспорхнул он вдруг.

Как будто вовсе обессилел

Не я, а мой пернатый друг,

Которому я опостылел!

***

Ну, вот

И снова я в унынье

И снова на себя грешу.

Что затерялся как в пустыне,

Где ничего не воскрешу.

Слова куда-то улетели,

И, если реют вдалеке,

От них я вижу только тени,

Мелькающие на песке.

Я перелистывал поэмы,

Как будто их писал не я...

Вот так и улетаем все мы

В неведомые края.

Где, сказанные, не годятся

Для повторения слова

И только новые родятся —

Лишь в этом сущность мастерства.

ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ

Я старых записей густую вязь

Перебираю в грустном удивленье.