Шрифт:
– Ну, не бредовее моего с тобой знакомства, - заключил Алекс, готовый, с некоторых пор, верить в совпадения, - и не бредовее иных событий жизни.
– Я не знала, что они с Брэдли - родственники… А ты серьёзно готов был отдать им театр?
– Да.
Девушка накрыла левый бок ладонью и воззрилась на потолок, по примеру отца.
– Я ужасно сердилась из-за твоих обманов и недоговорённостей. Потом приготовилась использовать шанс – объясниться ещё раз. А потом случилось… остальное, и я поняла, как же сглупила. Ведь Беатрис умнее меня, и всё прочее для неё неважно, и стало ясно, насколько оно неважно. И страшно. Я испугалась за то, что Мелли могла со мной сделать, но там, на мосту, я больше боялась за тебя. Боялась не успеть. Она же хотела повтора изначальной развязки пьесы, где мой главный герой погибает…
С соседней кровати донёсся всхлип – упрямо глядя в потолок и закусив губу, Эрика смаргивала быстрые крохотные слезинки. Алекс вспомнил, что о чём-то таком они однажды разговаривали в «Перекрёстке» - об изменении финалов, мотивов и прочих нюансов сюжета.
– Успокойся, так или иначе, всё уже позади… И ты ни в чём не виновата.
– Хм, попытаюсь убедить себя.
Молчание.
– Почему Мелани Гамильтон отзывалась на Мелиссу Йорк? Кем она была?
– Тайной за семью печатями, - не покривив душой, ответил мужчина, - а если без пафоса, то врагом. Наша история началась двенадцать лет назад, со смерти Сэма Гордона. Захочешь – я расскажу её… позже.
Эрика, шмыгнув носом, нахмурилась. И вновь посмотрела на отца.
– Расскажешь?
– Угу.
– И ты не злишься за то, что я погорячилась и сказала там, в Стрейт рут?
Сам на миг нахмурившийся, Алекс сразу улыбнулся.
– Не злюсь. Мне кажется, это было с кем-то другим и очень давно.
– Мне тоже, - согласилась Эрика, вытерев остатки слёз. И добавила, - а у меня не слишком получается обижаться на твою скрытность. Я… начинаю понимать, наверное. Или ночь так повлияла.
Уголки её губ дрогнули, обозначая улыбку. Расстояние в два жалких метра сейчас было как никогда бесконечным. Огромный камень на сердце задрожал и начал осыпаться мутной пылью.
– То есть, мы можем попробовать… ухватиться за свой шанс? – осторожно спросил Алекс, выгибая шею. Эрика кивнула, почти зеркально отображая его движения.
– Если только ты не передумаешь и не исчезнешь.
– Даю слово.
Слетевшая с губ фраза, в определённом плане, бардак уравновесила, сгладила хаотичное состояние. Эрика будто расслабилась – во всяком случае, одеяло терзать прекратила и даже тихонько зевнула.
– Спасибо. Мы договорим, когда я снова проснусь, ладно?
– Конечно.
От камня оставался прах, избавлявший от болезненной тяжести последних нескольких месяцев. Или сразу четверти века? Алекс вздохнул. Ни о чём они, разумеется, толком не поговорили – впереди предстояла тьма откровений, раньше привычно оставляемых без внимания. Но пора отвыкать, если шанс действительно нужен, не так ли? Ведь он прав, и ещё совсем-совсем не поздно.
– А ты разве не хочешь отдохнуть?
– Я? Ох, нет, - ответный намёк на пожимание плечами получился средненьким, - отоспался уже. Надо подумать, как вести себя утром перед Луизой и её возможной компанией.
Он надеялся и мечтал, чтобы женщина прилетела одна, и ему достался скандал в сольном исполнении, а не дуэтом или трио. Или чтобы произошло неожиданно-спасительное событие, и скандала совсем не случилось. Эрика повторно зевнула, закрывая глаза.
– Будем вести себя по ситуации – другого не остаётся, - протянула она и затем кое-что вспомнила, - я рада примирению мистера Спаркса и Дэна. Возьмём с них пример, папа.
«Папа»… Алексу показалось, что где-то возле него ударила молния. Неожиданно ослепительное слово, озвученное впервые за разговор ни о чём, сверкнуло именно молнией. Крепко зажмурившись, он сосчитал до десяти и открыл глаза, с изумлением глядя на Эрику. Но нет, она никуда не делась – просто заснула, оставив родителя сбитым с толку, с ощущением неопределённости. Какой-то новой и правильной неопределённости, под знаком «плюс».