Проснувшись, я торопливо оделась и по тропинке отправилась в лес. Пройдя километра полтора, я услышала приближавшиеся мужские голоса. Скоро впереди показался Пат, сидевший на носилках, а за ним — растянувшиеся цепочкой мужчины. Все имели крайне удрученный вид. Пат был мрачнее тучи.

— Где окапи? — спросила я.

— Убежала, — отвечал он с таким видом, точно потерял лучшего друга. — Мы уже были готовы отправиться в путь, когда подошло несколько африканцев, чтобы отпраздновать удачу. У одного из них был охотничий рожок. Увидев окапи, он приложил его к губам и сильно затрубил. Этот звук так испугал окапи, что животное, собрав все свои силы, огромным прыжком перескочило через ограду загона.

— И-и-и-я-а-а-а! — воскликнул Онеги, — окапи теперь находится в трех днях ходу отсюда.

Это был несчастливый день. И у нас на Эпулу бывали такие дни, точно так же как это случается в Нью-Йорке или Сингапуре.

Следующий день был не лучше. Я находилась в огороде, как вдруг заметила жуков, подбирающихся к побегам бобов, за которыми я так любовно ухаживала.

Бобы были выращены из семян, присланных родителями авиапочтой из Нью-Йорка. Жуки имели твердые панцири, красные головки и коричневые тела. У нас имелась специальная жидкость против них, и я послала за ней в госпиталь одного из слуг. Затем я тщательно опрыскала бобы. Появились обезьяны, которые с любопытством наблюдали, как я, вместо того чтобы сидеть где-нибудь в зеленой прохладе леса, работаю под палящими лучами солнца. Вечером, разговаривая с Патом об огороде, я сообщила ему, что в скором времени у нас к обеду будет вкусное блюдо из свежих бобов.

— Но знаешь, — сказала я ему, — странное дело: эта жидкость имеет такой сильный запах, точно я опрокинула у себя под носом фонарь.

— О, бог мой, — простонал в ответ Пат, — я послал тебе не ту жидкость. Это была двадцатипроцентная смесь ДДТ и керосина. Она сожжет твои бобы.

На следующее утро, набравшись храбрости, я отправилась на огород. Там на земле лежали поникшие побеги бобов. Право, в некоторые дни не стоит вставать с постели!

Вскоре после этого маленького несчастья, когда я рисовала на берегу реки, к нашему лагерю подъехала машина. Из нее вышел высокий красивый мужчина со смуглым лицом и волевым подбородком и направился ко мне.

— Нет ли здесь мистера Патнема? — спросил он, пожимая мне руку. — Я старый приятель одного из его друзей в Штатах. Мое имя Лоуренс Рокфеллер.

Наверное, Ливингстон не был так удивлен, встретившись в Конго со Стэнли, как я, когда мне довелось увидеть в лагере Патнем представителя семейства Рокфеллеров. Он сказал, что узнал в Стэнливиле о моей коллекции туземных масок и хотел бы приобрести ее.

— У меня хорошая коллекция, которую я собирала проездом через Нигерию и Камерун в Конго, — ответила я, — но она в течение долгого времени находилась в дороге и некоторые ящики все еще не распакованы. Если вы хотите посмотреть маски, то пожалуйста.

Он буквально ворвался в хранилище, на ходу заверяя меня, что умеет отличать хорошие маски от обычных. Выбирая те, которые ему нравились и которые я соглашалась ему продать, он относил их в машину и выписывал чек. Я не сомневалась в подлинности его личной чековой книжки, так как хорошо знала его лицо по фотографиям в американских газетах.

— Я остался бы подольше, — сказал он напоследок, — но должен присоединиться к своим спутникам, направившимся в Ируму.

Он умчался как метеор, а я, точно дура, продолжала стоять, глядя на чек и думая о том, как забавно оплатить некоторые мои расходы частью, пусть даже совсем незначительной, рокфеллеровских миллионов.

Однажды вечером, спустя несколько недель после того как в лагере Патнем появился Уильям Д., я услышала доносящиеся из леса звуки сигнальных барабанов. У них нет ничего общего с маленькими барабанами и там-тамами, которыми пользуются пигмеи-танцоры. Бой сигнальных барабанов напоминает отдаленные удары грома, отразившиеся в холмах, где-то за домом. Когда раздались первые удары, Сейл и Андокала находились возле гостиницы и были заняты переноской мяса. Они остановились как вкопанные во дворе лагеря, повернувшись туда, откуда неслись звуки, и напряженно прислушиваясь к ним. Я вспомнила про радиолокационную установку и подумала, что сигнальные барабаны — более ранний и примитивный вариант ее. Здесь, в Конго, техника связи очень древняя.

В течение пятнадцати-двадцати минут можно было слышать ритмические удары, сила звука которых то ослабевала, то усиливалась под влиянием ветра и шума листвы.

Оба пигмея тряслись как в лихорадке. Вдруг они начали скакать и прыгать, крича что-то на кибира.

— Ради бога, объясните, что все это значит! — закричала я.

Андокала бросился в пигмейскую деревню, но Сейл, отец восьми детей, умудренный жизненным опытом и более воспитанный, поспешил на крыльцо.

— Фейзи убил слона, — сообщил он, — и возвращается, чтобы отвести нас к туше.

— Каким образом? Без ружья? — спросила я.

— Своей храбростью, Мадами. Фейзи не нуждается в ружье.

Я представила себе, как маленький бородатый пигмей, вес которого составлял всего тридцать пять-сорок килограммов, подкрадывается к слону, весящему несколько тонн. При этой мысли я содрогнулась.

Накормив ребенка, я поела сама и занялась другими делами, стараясь не думать слишком много о маленьком Фейзи. Но, когда приблизилось время сна, мне безумно захотелось узнать подробности охоты. Не желая откладывать удовольствие до следующего дня, я решила пока не ложиться спать. Вскоре послышались крики, затем шаги на крыльце. Ввалился Фейзи, окруженный толпой пигмеев, которые быстро и невнятно говорили что-то на своем языке. Смертельно уставший, спотыкающийся Фейзи прошел к большому стулу. Он напоминал маленького уставшего мальчика с лицом старика, сморщенным и бородатым, и вовсе не походил на героя. Одна его нога была окровавлена. Видимо, он напоролся на корень или споткнулся о лозу лианы. Лук и стрелы он отдал своему старшему сыну, а копье оставил у себя и держал его, как маршальский жезл. Ручной поковки железный наконечник копья почернел от крови, ниже, на шероховатом древке, виднелось красное пятно.