Шрифт:
— Зачем ты тогда прогнал меня? Ведь у нас был шанс начать всё с чистой страницы, — её голос налился свинцом.
– Я боялся, — Стивен шагнул к ней и покрыл её руки своими ладонями, – я не стану приносить извинений и оправдываться, что был неправ, был глупцом, я просто прошу тебя — вернись, Стеф.
Глаза их встретились, изучая тайные мысли собеседника. Стивен напрягся в ожидании, ладони его вспотели.
— Всё в прошлом, Дани, — она высвободила руки и холодно взглянула на него, — через две недели состоится наша с Полом свадьба. Мы слишком долго ждали этого дня. Ты сам назначил его. Сам, когда сказал, что наша любовь родилась в неестественных условиях и поэтому не имеет права на продолжение. И лучше бы ты оправдывался, чем просил у меня вернуться: гордый король джунглей — на коленях перед госпожой Цивилизацией!
Вместе с этими словами пришла лёгкость. Всё стало ясно, просто и объяснимо, загадки и тайны исчезли, осталось только чувство выполненного долга.
— Прощай, Дани! — она улыбнулась и быстро пошла, теряясь среди стволов, превращаясь в призрачное видение, которое уже никогда не отпустит сердце Стивена.
Её ждал самолёт и Париж. А потом — незабываемые годы счастья с верным и надёжным Полом.
* * *
Аэропорт беспрестанно гудел, напоминая огромный улей. Стефани невольно подумала, что всё началось именно здесь, только в Париже, а не в Венесуэле.
— Отныне я буду путешествовать морем или в поездах, – поделилась она с Полом, когда они проходили регистрацию, — эти самолёты создают столько шума!
Один из членов съёмочной группы вдруг замешкался, пропустил свою очередь, и только через несколько минут они смогли узнать, что случилось.
— Мне показалось, наверное, – бледнея, сказал он, – но он был очень похож на нашего лесного хозяина! Они носят одно и то же имя! – воскликнул он, бледнея ещё больше. — Бог мой, он же мог запросто убить нас!
Вся Венесуэла была увешена плакатами с изображением Стивена Дани - каждый был отторочен крупными надписями — за сведения о нём, за поимку или за указание его могилы ждало солидное денежное вознаграждение. Два государства — Соединённые Штаты и Венесуэла - были заинтересованы в его уничтожении.
— На этот раз он спас нас, — подождав, пока утихнет всеобщее волнение, сказала Стефани, — но даже при желании мы не сможем указать, где его дом — джунгли необъятны. Через пятнадцать минут мы покинем эту страну, давайте лучше поторопимся — в Париже нас ждут горы непроявленной плёнки, озвучивание и часы монтажа. Вы находите, мы сняли прекрасный фильм?
Они поднялись на борт самолёта, заняли свои места; Стефани с интересом наблюдала, как размещаются последние пассажиры, потом посмотрела в иллюминатор, мысленно прощаясь с Венесуэлой. Балконы здания аэропорта были наполовину пусты, но и та редкая толпа, что растянулась вдоль перил, дружно махала руками, прощаясь с их и соседними самолётами. Стефани некому было провожать: стало даже немного жаль того, что она не испытает чувства приятной горечи при расставании с друзьями или людьми, которые были дороги. Она подумала о Стивене и о плакатах, кричащих на каждом углу о его преступлениях.
— Почему ты не убил его?
– вдруг спросила она. – Я же знаю, ты хотел сделать это.
— Я был ослеплён яростью и жаждой мести, — отозвался Пол, — но ведь я — цивилизованный человек, а не дикарь. И потом, он спас нас. Неизвестно, что бы могло случиться, не появись он вчера. Честно говоря, сегодня моё чувство ненависти к нему сменилось жалостью. Увидев его имя на плакатах, я внезапно осознал его положение — он проживёт остаток своих дней в изоляции от общества: оно продолжает отвергать его спустя месяцы. Он особо опасный преступник, и каждый местный знает его в лицо — своими баснословными богатствами он не откупится ни от позора, ни от виселицы, которая ждёт его. Смерть была бы для него слишком лёгким возмездием за совершённые преступления.
Посадка заканчивалась, последний пассажир переступил порог салона. Стефани равнодушно скользнула по балконам аэропорта, и вдруг взгляд её остановился — далёкий расплывчатый образ говорил последнее "прощай", и этот взгляд, который она чувствовала даже на огромном расстоянии, сжёг её кожу и мгновенно испепелил сердце. Она почувствовала страшную слабость, сменившую головокружение, и бессильно прислонилась к спинке кресла.
Он пришёл, презирая опасность, не для того, чтобы вернуть её, а для того, чтобы проводить в путь. Стоила ли его жизнь такой жертвы? И стоила ли эта жертва его жизни? Стефани не могла остановить посадку: привлечь внимание — значит погубить Стивена ещё до того, как она коснётся его.
Она резко поднялась и наклонилась к удивлённому Полу.
— Прости, Пол, — окидывая его лицо тёплым взглядом, с нежностью сказала она, — я люблю тебя, но здесь мой дом.
Она отдала обручальное кольцо потерявшему дар речи мужчине, быстро проскользнула в дверь самолёта и стремительно сбежала по ступеням трапа. Ошеломлённые служащие пытались выяснить, что случилось, но она не слушала их и не отвечала на вопросы: их лица то появлялись, то исчезали в тумане; лишь когда пахнуло терпким запахом тропического леса, мир вокруг неё обрёл чёткость и яркость. Она стояла перед Стивеном, взволнованная и счастливая, и ни одно из слов не могло сказать об этом так, как говорили её блестевшие от слёз глаза.