1) Первое письмо, извещающее родителей о «Кубинских планах». Написано в тюрьме, куда Че попал с Фиделем и его соратниками в конце июня 1956 г.

2) Назым Хикмет (1902-1963) —крупнейший турецкий поэт XX века, j коммунист. После 17 лет тюрьмы с 1951 г. жил в СССР.

3) См. примечание на с. 560.

час], но постараюсь никогда не стать таковым, и когда я обнаружу, что священное пламя во мне уступило место робкому, вымученному свету—как минимум, меня от этого вырвет на собственное дерьмо, а поскольку речь идёт о твоём призыве к умеренному эгоизму1), а попросту говоря, к ползучему и трусливому индивидуализму, я должен сказать тебе, что сделал многое, чтобы уничтожить его в себе... В эти дни тюрьмы и в предыдущие [недели] тренировки я добился полного отождествления с моими товарищами по делу. Категория «я» полностью исчезла, уступив место понятию «мы». Это уже была коммунистическая мораль, и, конечно, всё сказанное может казаться доктринерским преувеличением, но это было по-настоящему прекрасным— быть способным почувствовать это удаление «я».

... Глубокая ошибка с твоей стороны верить, что великие изобретения и шедевры искусства родились из «умеренности» или умеренного эгоизма. Для всех великих свершений необходима страсть, а для Революции страсть и смелость необходимы в больших дозах, и в нас—как в человеческой группе—они в наличии...

... При всём этом мне кажется, что эта боль, боль матери, стареющей и ждущей возвращения своего сына живым,—достойна уважения, и моя обязанность—считаться, с этой болью, и я хочу унять её, и я сам хотел бы тебя увидеть.и не только для того, чтобы утешить тебя, но и искупить те уколы, которые я подчас наношу и в которых я редко раскаиваюсь...

Твой сын, Эль Че2). Осень 1956 г.3)

... В действительности о своей собственной жизни я могу рассказать мало, провожу её за физической подготовкой и чтением. Думаю, что после прочитанного я превращусь—в вопросах экономики— в настоящую боевую машину, хотя я и забываю прощупывать пульс и выслушивать сердце (это никогда у меня толком не получалось). Мой путь медленно, но верно расходится с призванием к

1) В монографии И. Ли Андерсена—«Self interest". Испанского подлинника письма в распоряжении редакции нет.

2) Первый текст с новой подписью Эрнесто Гевары.

3) Отрывки из двух писем из подполья (точнее—с чердака), адресованных матери. и|4

5681 основные вехи жизни, борьбы и творчества

клинической медицине, но пока не настолько, чтобы полностью заглушить мою ностальгию по больницам. То, что я рассказал вам о [подготовке] к докторантуре по физиологии,—было враньём, но не стопроцентным.

Враньём—потому что я никогда не думал о том, чтобы принять это предложение, но оно было сделано—и была реальная возможность, что меня с моим дипломом и всем прочим приняли бы... В любом случае всё это уже в прошлом. Святой Карлос" приобрёл усердного ученика.

... Я—в процессе смены характера моих занятий; раньше я с переменным успехом посвящал себя медицине, а в свободное время без определённого порядка (en forma informal) изучал святого Карло-са. Новый этап моей жизни требует и изменения этого соотношения; сегодня на первом месте—святой Карлос, он—ось всего и таким останется на все годы, пока шарик будет удерживать меня на своей поверхности...

Около 2 июля 1959 г.2

Дорогая старушка, старая моя мечта—посетить все эти страны— сейчас сбывается, но так, что никакого счастья мне не приносит.

Все эти разговоры о политических и экономических проблемах, устройство приемов, на которых единственное, что я могу себе позволить, это не надевать смокинг, и невозможность доставить себе истинное удовольствие—пойти и помечтать в тени пирамид— или у саркофага Тутанхамона. И, главное, я здесь один, без Алеиды, взять которую с собой я не мог—из-за одного из своих сложных психологических комплексов3.

Египет стал первостепенным дипломатическим успехом, посольства всех [аккредитированных в Каире] стран были представлены на прощальном [приеме], данном нами, и я мог воочию убедиться, какая сложная штука дипломатия—когда папский нунций с во-

1) Т. е. Карл Маркс.

2) Письмо, написанное матери во время первого из международных марафонов Че (июнь-сентябрь 1959), из Индии (возможно—на борту самолёта).

3) ... «Никаких привилегий, ничего за счёт революции»—так, наверное,

мог бы определить Че этот свой комплекс.

569 й-:

истину блаженной улыбкой обменивался рукопожатием с российским атташе.

Теперь—Индия—и новые осложнения с протоколом, из-за которых меня охватывает паника, как ребенка. Один из моих спутников придумал, правда, для трудных ситуаций стандартный ответ на все случаи жизни, что-то вроде «Вот это да!», который действует безотказно.

Есть нечто, что действительно развилось во мне: это чувство массового—в противостоянии узко личному; я всё так же ищу свой путь в одиночку, без чьей-либо личной помощи, но теперь у меня есть чувство своего долга перед историей. У меня нет ни дома, ни женщины, ни родителей, ни братьев; мои друзья остаются моими друзьями лишь до той поры, пока политически мыслят, как я,—и всё же я доволен. Я чувствую в жизни что-то—не только мощную внутреннюю силу (это я чувствовал всегда), но и способность зажигать других и совершенно фантастическое ощущение своей миссии, которое начисто убивает страх.