Шрифт:
По указанию крайкома партии в городах и станицах края были оставлены более 170 активистов партийной и советской работы для организации подпольной борьбы в тылу врага. Такие организаторы были выделены и Новороссийским городским комитетом партии.
В Краснодарском краевом партийном архиве хранится справка, в которой отмечается, что "Островерхов С. Г. был оставлен в городе и с первых дней оккупации начал создавать подпольную группу".
5 сентября 1942 года противник захватил Волчьи Ворота, Абрау-Дюрсо, Южную Озерейку и вышел на дорогу Неберджаевская - Мефодиевка. Создалась непосредственная угроза городу и порту Новороссийску. Степан Островерхов отправился в горком партии: надо было получить последние указания, потому что, по всему видно, - не сегодня-завтра в город ворвутся фашисты.
Гулко отдавались шаги в пустом здании. Пожилой мужчина в полувоенной форме, поддерживая правой рукой перебинтованную левую, один ходил по кабинету первого секретаря.
– Мне бы первого секретаря, - сказал Степан Григорьевич.
– Товарища Шурыгина нет. И трудно сейчас кого-либо на месте застать. Дело, брат, горячее.
Степан Островерхов вспомнил: этот человек приходил во второй истребительный батальон по заданию горкома для проверки. Он сказал тогда: "Учитесь воевать. Дело, брат, горячее". Степан вспомнил эти его слова, улыбнулся.
– Чего улыбаетесь?
– хмуро спросил тот.
– Жалко, что никого нет, - сказал Степан Григорьевич.
– Задание мне уточнить бы.
Мужчина ближе подошел к Островерхову и внимательно пригляделся к нему.
– Постой, товарищ! Ты из особой группы второго истребительного?
– Да.
– Так за каким же ты заданием пришел? Ведь все ваши уже в горах. Или ты, может, хочешь в городе остаться?
– Уже остался. Поэтому и надо бы кое-что уточнить.
– Мой совет - как только немножко осмотришься - ищи связь с партизанами, там и будет горком. Через партизанских связных будешь получать все задания.
– А вы кто будете?
– осторожно спросил Островерхов.
– Я работник горкома... фамилию называть не стану, потому что... Сам понимаешь: горячее, брат, время.
Мужчина неловко двинул раненой рукой, болезненно скривил губы.
– А вообще, дорогой товарищ, на указания надейся, но побольше думай сам. Тут, скажу я тебе, личный опыт нужен. А где он у нас?
– Ну, насчет опыта я не жалуюсь.
– Островерхов чуть заметно улыбнулся.
– Что, был уже в переделках?
– Случалось.
– Тогда, дорогой товарищ, всего тебе наилучшего. Желаю дожить до нашей победы.
...Ожесточенные бои за Новороссийск развернулись первого сентября 1942 года, когда враг вышел на под ступы к городу. Гитлеровцы бросили большие силы пехоты, танков, артиллерии и авиации. По городу и порту .наносила удары вражеская авиация, его обстреливала дальнобойная артиллерия, тяжелые минометы.
Моряки-пехотинцы, партизаны, летчики, артиллеристы героически отстаивали родную землю. Но силы были неравными. 6 сентября враг прорвался к клубу портовиков, разрезав город на две части. Завязались бои за каждую улицу.
Новороссийск горел. Клубы черного дыма покрыли бухту. В душных потемках непрерывно раздавались взрывы, рушились дома. Город упорно защищался. Но фашисты рвались к морю, к приморской дороге на Закавказье. Фашистская авиация двое суток бомбила пылающий город, артиллерия и минометы врага неистовствовали. Противник бросал в бой все новые части, стремился во что бы то ни стало вырваться на туапсинскую дорогу.
8 сентября 1942 года гитлеровцы ворвались на северо-западные окраины Новороссийска. Здесь они натолкнулись на сопротивление советских войск. Три дня шли непрерывные атаки, не прекращались бомбовые и артиллерийские удары. Но врагу так и не удалось пробиться на восточную окраину города, к цементному заводу "Октябрь".
Степан Григорьевич Островерхов остался со своими товарищами в занятой фашистами части города.
На Лесовой
улице
Небольшой домик на Лесовой улице, укрытый серой от пыли пожелтевшей листвой, часто вздрагивал от тяжелых взрывов, доносившихся из центра города. В занавешенные окна врывался желтый отсвет задымленного дня. В полумраке маленькой комнатки угадывались фигуры лежащего человека и склонившейся над ним девушки. Это Степан Григорьевич Островерхов с дочерью. На столике у окна склянки, коробочки, пакетики.
Девушка накинула на плечи теплый платок.
– Может, пойдем в подвал? Что-то очень близко стали бухать...
– Ничего, дочка, - натужно дыша, ответил больной.
– Прямое попадание - случай редкий. Это я еще по гражданской хорошо усвоил.
Оба умолкли, прислушались.
– Где-то Борька пропадает? Ты бы ему сказал, папа... А то от рук отбился, пока ты болеешь. Все со своими дружками. Шушукаются... что-то прятали в сарае, в саду копали... И не слушает меня.
– Не слушает, говоришь? Так ведь он уже взрослый у нас... Пятнадцать лет... Взрослый, Аза-черноглаза, взрослый... Особенно сейчас.